Дороги щедрая ладонь

Потом я встречусь с археологами, и они расскажут мне о памятниках древней земледельческой и кочевой культуры Иссык-Кульской котловины – и затонувших и укрытых под землей, раскопанных и изучающихся, бесспорно, существующих, но до сих пор не найденных.

...Щедры дороги Иссык-Куля, богаты всем, что ищешь в путешествии. И не успеет, отшумев листвой, растаять в пыльной синеве Пржевальск, как над дорогой, закрывая небо, встанут гигантские свидетели вовсе уж незапамятных эпох – странные скалы Джеты-Огуз. будто перенесенные сюда из марсианского пейзажа, ошеломляющие грандиозностью и необычностью форм, немыслимым багрянцем цвета и фантастически причудливой резьбой, созданной временем и погодой...

Ну и довольно, может быть, об Иссык-Куле? О нем ведь сколько ни рассказывай, все мало. Может быть, просто написать, как академик Берг: «Я имел счастье трижды побывать на Иссык-Куле...»?

А Иссык-Куль еще не вся Киргизия. В Киргизии, и кроме Иссык-Куля, есть еще тысячи дорог и троп.

Пусть теперь будет южный городок где-нибудь, скажем, в Ошской области. И пусть зовется он... ну, например, Джалал-Абадом. Можно назвать его и как-нибудь иначе – Узгеном или Кара-Су, Сузаком или Кок-Янгаком. разница будет небольшая. Ибо у каждого из них на юго-западе Ферганская долина – необозримый океан хлопковой зелени, запорошенный, будто, снегом, спелым хлопком, а на востоке и на севере – Тянь-Шань.

В Джалал-Абаде желтые холмы пыльной подковой огибают город, за их округлыми, начисто вытоптанными скотом верхушками снежно ломается туманный горизонт.

В Джалал-Абаде нам случилось «загоститься» несколько долее, чем требуют приличия. Правда, не по своей вине. Мы, специальная бригада радиомонтажников, ждали в Джалал-Абаде вертолет, чтобы забросить экспедиционное имущество и оборудование в горы Ферганского хребта, где мы должны были смонтировать автоматическую станцию погоды. Каждый день мы звонили во Фрунзе – просили, требовали, умоляли, угрожали... И каждый день в ответ нам слышалось:

– Терпите! Завтра обязательно! Однажды в трубке прокричали:

– Что вы торопитесь? Джалал-Абад не нравится?

Джалал-Абад нам нравился. Есть города, которые с первого дня становятся своими, в которых просто и легко, как дома. Это можно почувствовать – объяснить невозможно. Разве что кто-то разгадает тайну любви с первого взгляда.

Стоял октябрь. На юге Средней Азии это, пожалуй, лучшая пора – месяц усталой радости, тревожного спокойствия.

Еще шумели пышной зеленью деревья, еще бросали на асфальт по-летнему густую тень. Но кое-где в их буйных кронах уже светились блеклой прожелтью пряди осенней седины. А по утрам вдоль чисто выметенных улиц синими струями стелился дым с вяжущим горьковато-прелым привкусом – дворники жгли опавшую листву.

Еще дышали пыльным зноем рыжие склоны глинистых холмов, грузно давивших на окраинные улицы, и сатанело среди дня медное яростное солнце. Но налетал уже с Тянь-Шаня свежий ветер с запахом выпавшего на вершинах снега. И городок, укутанный в полуденную дрему, вдруг зябко вздрагивал и настораживался.

Ветер накатывал с Тянь-Шаня, как прибой, странное чувство нарастало вместе с ветром и достигало нестерпимой остроты. Тогда мы шли в буфет аэропорта и пили красное, киргизское вино. И щемящая снежная свежесть растворялась в подступающей к сердцу горячей волне... И кто-нибудь спохватывался:

– Парни, пора по шашлыкам!

Мы соглашались, что действительно пора по шашлыкам. И отправлялись на базар.

А на базаре пировал октябрь.

Базар орал, толкался, торговался, клялся и призывал в свидетели аллаха, ругался, пел, гадал на картах, хохотал, ел шашлыки и пил вино, лопал арбузы, обливался соком дынь, плевался косточками персиков и объедался косхалвой, щупал халаты, примерял костюмы, звенел посудой и раскидывал ковры, платил наличными и клянчил в долг и вновь орал, толкался, торговался...

И был еще другой базар. Совсем другой, расположившийся особняком от первого. Здесь под тенистыми навесами тихо сидели старики с лицами бронзовой чеканки в черни серебряных бород, немногословные, загадочные в кажущейся простоте, неуловимо осененные отблеском давнего величия,

Смешным товаром торговали старики, всякая всячина лежала вперемешку: связки злого стручкового перца и мешочки цветочных семян, пуговицы, карандаши и стертые подшипники, перстни с бутылочными изумрудами и свежие лепешки, лампочки для карманного фонарика и рыболовные крючки, гвозди и ржавые ключи, лавровый лист в бумажных фунтиках и ярко-синие кристаллы купороса, нитки, иголки и кустарные узбекские ножи, сработанные с нескрываемым расчетом на невзыскательный туристский вкус.