Сколько ни вспоминай, начнешь с дороги. Гладкое асфальтированное шоссе или рабочая бетонка, пыльный проселок или горная тропа, улица города, поселка, кишлака, взлетно-посадочная полоса аэродрома, снежная целина, степное бездорожье... И бездорожье – дорога, если нужно идти. А киргизским дорогам неизбежно присущ аромат кочевого привольного бездорожья.

Кочевье никого не балует комфортом. Легких дорог здесь нет, и это вовсе не зависит от качества самой дороги, от ее класса, назначения, усердия ремонтников. Просто такая уж страна, таков сам дух киргизского кочевья, древнего, нынешнего, завтрашнего. Поэтому дорога здесь – работа и для пассажира. Может быть, не совсем обычная работа, вроде бы даже и не настоящая. Но с настоящим, постоянным напряжением, а иногда и с настоящим риском. И с самой подлинной, от километра к километру нарастающей усталостью.

Однако будешь и вознагражден, и это тоже очень здешняя особенность, словно дорога километр за километром медленно раскрывает щедрую ладонь. А на ладони непременно что-то заведомо необычное, маленький праздник лично для тебя в знак завершения перекочевки.

Ну, например, мифический дракон, тысячу лет живущий в горном озере. Или вполне реальный динозавр из позднемеловой эпохи. Или с фантастикой граничащая необычность и покоряющая красота пейзажа. Или совсем уж настоящая фантастика прямолинейных контуров огромной стройки в хаосе скал, обрывов, осыпей, в мареве плавящегося от зноя неба или в созвездии ночных огней. Или манящие в седую старину гостеприимство и архаика полуночного тоя с пенным кумысом в пиалах и аксакалами, священнодействующими над бешбармаком. Или еще одна дорога. Или еще одна...

Пусть для начала будет гладкое шоссе. От столицы Киргизии до киргизского главного озера. Вдоль реки Чу, по древнему оазису киргизского же земледелия.

Будет хорошая машина. Будет попутчик, знающий побережье Иссык-Куля, как свою ладонь, и имеющий родственников или друзей чуть ли не в каждом придорожном кишлаке.

Под приглушенный рокот мощного мотора и монотонно-бесконечный шорох шин попутчик будет говорить о Теплом озере (по-киргизски «Иссык» – «горячий», «теплый»), чем знаменита, чем богата голубая высокогорная «жемчужина Киргизии»: ионизированный воздух, великолепные песчаные пляжи, источники целебных вод, месторождения лечебных грязей, санатории, дома отдыха, пионерские лагеря... Он будет много говорить и все равно, по-моему, не скажет лучше, чем было сказано еще в XVI столетии географом Хайдаром:

«Озеро простирается на двадцать дней пути и ни с какой стороны не имеет стока. Оно окружено горами. Вся вода, текущая в Иссык-Куль, пресна и приятна на вкус, но как только она входит в озеро, она становится такой горькой и соленой, что ею нельзя пользоваться даже для умывания... Она замечательно чиста и прозрачна, так что если налить этой воды в китайскую чашку, то на дне не останется никакого осадка. Вода ручьев вокруг озера превосходна. Множество ароматических трав, цветов и плодовых деревьев; в окрестных горах и долинах много антилоп и птиц. Немного местностей в Могулистане отличаются таким приятным климатом».

Относительно умывания иссык-кульской водой средневековый автор, кажется, присочинил. Можно не только умываться, можно купаться, плавать, и нырять, и даже пить. Это свидетельство из первых рук: сам умывался, сам купался и получил большое удовольствие. Хотя на вкус вода действительно солоновата, а триста лет тому назад, как знать, возможно, и горчила.

Все остальное абсолютно верно.

Хотя Хайдар не мог, конечно, знать всего того, что знает четыреста лет спустя мой хорошо осведомленный спутник. Того, что озеро, к примеру, дает республике тысячи центнеров отличной рыбы и позволяет транспортировать водой тысячи тонн различных грузов. Или того, что на красивых берегах люди не только отдыхают, но и работают – строят дома и корабли, заводы и электростанции, производят из местного сырья строительные материалы, сеют пшеницу, кукурузу, мак и многое другое, выращивают племенных коней, пасут овец.

Но все это не так уж трудно сообразить и самому. Стоит лишь повнимательнее приглядеться к встречному потоку разнообразнейших автомашин: трейлер, везущий на платформе готовую квартиру для панельного жилого дома, сверкающий гофрированным алюминием рефрижератор, грузовики с сахарной свеклой, кирпичом и бочками соленой рыбы, белые, серые, зеленые цистерны с надписями «молоко», «бензин», «цемент».

А овцы топают самостоятельно, отара за отарой, под присмотром почерневших на горном солнце чабанов и под охраной деловитых, бдительных собак. Блеют, толкаются, пылят – овцы, когда их много, могут поднять пыль даже с промытого дождем асфальта – и, половодьем затопив шоссе, теснят к обочинам притихший автотранспорт. Стоит сентябрь – разгар перекочевки с летних джайлоо на зимовку.

Впрочем, овец, и лошадей, и прочий скот на Иссык-Куле и в долине Чу, да и во всей Киргизии, пасли и триста лет назад и много раньше. Память о тех туманных временах врезана в камень – в самом прямом, буквально точном смысле слова.

Когда на пыльном горизонте по обе стороны шоссе замельтешат приземистые домики крупного кишлака Чолпон-Ата, нужно свернуть с асфальта на проселок и с полчаса погромыхать в сторону гор по колее, разбитой тракторными гусеницами. Потом дорога завиляет среди валяющихся как попало больших камней – тут следует притормозить, пройтись пешком и осмотреться. Мы так и сделаем. И будто на машине времени вкатимся в послеледниковую эпоху.

Ледник гигантским утюгом прогладил почву на огромной территории и, тая, вымостил ее округлыми, шлифованными валунами. Их здесь десятки или сотни тысяч, больших и маленьких, с арбуз и с юрту.

Освободить от валунов это заманчиво горизонтальное, весьма рентабельных размеров поле – задача невообразимо сложная даже при мощной современной технике. И непригодное под пашню или пастбище, оно служило грандиозной «мастерской» для многих поколений древних художников и резчиков по камню. А ныне это уникальный «вернисаж» гравюр на камне, или «наскальников», как называют их специалисты.

Непритязательные, не бросающиеся в глаза «наскальники» не терпят суетливости – их не отыщешь с ходу в россыпи камней, не углядишь с наскока, под торопливым мимолетным взглядом они плывут, как неразборчивый мираж, и распадаются на грязноватые, бесформенные пятна. Здесь нужен очень точный ракурс, строго определенный угол зрения. И чуть-чуть воображения. На облюбованный булыжник нужно взглянуть как бы случайно, краем глаза... И вот тогда из глубины «пустынного загара», которым солнце за тысячелетия покрыло камни, всплывут и словно оживут картины прошлого. По валунам запрыгают козлы с закинутыми на спину рогами, застынут барсы в грациозном напряжении, помчатся кони, побегут испуганные овцы и важной поступью пойдут верблюды. Рисунки четко, лаконично, с предельной ясностью расскажут о самой сути незатейливого бытия доисторического скотовода и охотника. Здесь все поймет без лишних слов даже пришелец из иного мира – так выразительно работал кремневым резцом древнейший гравер.

На Иссык-Куле нам не раз еще придется вернуться мыслью в прошлые века, вспомнить давно умерших предков – очень уж тесно здесь сплелись в своеобразнейший этнографический «орнамент» жесткие линии свершений современности и интригующая архаичность древних традиций и обычаев. Здесь можно ехать по прекрасному шоссе мимо новехоньких панельных зданий, мимо зеркальных, в алюминии витрин, а по другую сторону дороги будут стоять безмолвной чередой пыльными травами заросшие курганы и с их вершин будут взирать на вас грубо отесанные каменные идолы. Можно заночевать в гостинице, а поутру она окажется трапезной старого монастыря, комнатой с крепостными стенами, сводчатым потолком и арочными окнами. Можно ехать заброшенной караванной тропой и на заоблачном, забытом богом и людьми джайлоо найти транзисторный магнитофон и портативный телевизор. Можно сидеть у очага в пастушьей юрте на свалянном вручную войлоке и пить кумыс – и вздрагивать от грохота садящегося вертолета: можно выйти из юрты и обнаружить возле коновязи среди чабанских лошадей сверкающую лаком «Волгу». Можно идти по современному микрорайону и встретить юношей в сверхмодных импортных костюмах и войлочных национальных колпаках.

В селе Григорьевка мне вспомнится рассказ монаха, путешествовавшего по Иссык-Кулю тысячу триста лет назад. Бедный монах был удручен – озеро встретило его неласково:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.