- Дом будет.

Летние дни становились все холоднее, и огромные вязы на улицах уже сверкали желто - золотистыми пятнами, когда рано поутру мальчишка, который ежедневно чистил сапоги мистера Хитта - такую роскошь скряга позволил себе в преклонные годы, - вбежал, бледный и запыхавшийся, в соседнюю бакалейную лавку и закричал:

- Мистер Хитт умер!

- Вряд ли, - сказал бакалейщик сомнительно. - Брат Хитт - агент черта в Оквекете, и я еще не слыхал, чтобы его отстранили от этой должности.

- Идите и посмотрите: лежит, улыбается!

- Улыбается? - повторил бакалейщик. - Видно, придется взглянуть.

И правда, брат Джоаш лежал на смертном одре, безжизненный и холодный, с улыбкой на жестких губах, первой его улыбкой, которую кто-либо видел. Очень язвительной была эта улыбка.

Преподобный мистер Парсли во второй раз прочитал заупокойную проповедь на кончину мистера Хитта в первой конгрегацион - ной церкви Оквекета. Все места были заполнены, все уши навострены. Парсли стоял на кафедре, а перед ним на пышно убранном постаменте высился гроб, в котором покоились бренные останки брата Джоаша Хитта. Мистер Парсли читал проповедь, устремив неподвижный взгляд на стенные часы, висевшие на галерее для хора. Он не смел взглянуть на язвительную улыбку покойника; не смел перевести взгляда в темный угол с левой стороны церкви, памятуя о темном левом углу своего кабинета. И когда он вновь повторял хвалебные, льстивые, раболепные слова проповеди, отвратительный истерический страх овладевал им все больше и больше. Пастор боялся, что речь его вдруг прервется звуком «чок!», напоминающим выстрел из детского пистолета. Голос едва звучал, когда Парсли произносил последние слова проповеди.

В полдень возвращались с кладбища. Преподобный мистер Парсли сидел, откинувшись на спинку кареты. Усталость одолевала его, но он чувствовал себя счастливым и осматривался, выбирая подходящий участок для будущего дома прихожан. Рядом в карете сидел юрист Джоаша мистер Уриель Хэнкинсон, характер и натуру которого ловко подметил один горожанин, дав ему кличку «Маленький Джоаш, за которого цента не дашь».

- Пастор, - сказал мистер Хэнкинсон, нарушив молчание. - какую первоклассную речь вы закатили сегодня!

- Очень рад слышать это от вас, - ответил мистер Парсли, и его хроническая улыбка расплылась еще шире.

- Вы вознесли очень высоко покойника, хотя...

- Хотя что? - спросил мистер Парсли удивленно.

- Хотя... если принять во внимание... - Мистер Хэнкинсон махнул рукой. - Вы, надо полагать, будете очень разочарованы. Это касается дома прихожан.

- Дома прихожан? - повторил преподобный мистер Парсли, и холодом обдало его сердце, хотя голос казался спокойным. - Вам, может быть, неизвестно, мистер Хэнкинсон, обещание, которое дал мистер Хитт: у нас будет дом прихожан. А мистер Хитт был... был... человек слова.

Последняя фраза прозвучала в его собственных ушах как - то слабо, неубедительно.

- Я думаю, вам приходилось слышать от него, что у нас, в нашем городе, должен быть дом прихожан, - поправил адвокат с ухмылкой, которая была лишь слабым подобием ухмылки брата Джоаша.

- Как это понимать?

- Да так понимать, что вторая церковь, а не первая получит дом прихожан. Я сам писал завещание покойного... Желаю всех благ, пастор! Я сойду здесь. Как будто холодновато сегодня, а?

Перевод с английского П. Охрименко.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.