Раздается телефонный звонок. Голос, невероятно знакомый, но изменившийся, как лицо взрослого человека по сравнению с его детской фотографией, допытывается, я ли это подошел к телефону.

- Ну, я же, конечно, я, разве ты не узнаешь? Здравствуй! - кричу я в трубку, мучительно стараясь сообразить, кто же все - таки со мной говорит, и зная, что говорит человек хорошо знакомый. Но мне уже понятно, в чем дело:

- Ты насчет двадцать девятого?

- Да. А ты помнишь?

- Как же я могу забыть?!

В этот вечер я долго не отхожу от телефона. Звоню, напоминаю, что приближается знаменательный день. По проводам бегут ко мне радостные междометия.

И вот вечером двадцать девятого ноября я прихорашиваюсь, как невеста на выданье. Я иду в серый четырехэтажный дом на углу Мерзляковского и Медвежьего переулков, в 110 - ю школу имени Фритьофа Нансена, где меня и других таких же, как я, называют ласковой я немного обидной кличкой «старые ученики», хотя мы совсем еще не старые и давно уже не ученики.

Давно, больше десятка лет назад, был наш выпускной вечер, который мы закончили тем, что, наняв целую флотилию лодок, катались до самого утра по Москве - реке. Осталось позади уже много лет вузовской учебы, работы, успехов и неудач взрослой жизни. Но, когда я приближаюсь к этому серому давно знакомому дому, у меня такое ощущение, как будто ничего этого не было, а были только каникулы, И вот после каникул я возвращаюсь в школу.

Кому не знакомо это чувство?

Все интересно, все любопытно. Как покрасили стены? Куда дели мою парту? Жив ли ежик в живом уголке? А этот, с рыжими усами, кто? Новый учитель математики? Так возвращались мы после летних каникул. Хвалились кто чем мог. Юрий Осное (теперь он кандидат исторических наук, а тогда просто Юрка) читал нараспев не окрепшим еще баском стихи, сочиненные за лето, - всю толстую тетрадку подряд.

« - Это львы склонили выи

К златопламенной воде...» - декламировал он и при этом сам вытягивал шею.

Из толпы страстных филателистов, сгрудившихся вокруг стола, на котором они разложили свои коллекции марок, доносились возгласы: «Ого! Сардиния! Кто сменяет Ньясу на Кубу? У меня дублеты».

Георгий Богомолов (его я потерял из виду), которого звали Кокелем, клялся, что ходил с отцом на охоту и сам убил волка. Слушатели сомневались, высказывая предположения одно другого оскорбительнее: что волка убил не Кокель, а его отец; что волка убили в другой деревне и не в этом году, а в прошлом; наконец, что волков вообще не бывает.

По коридорам бегал председатель учкома и сообщал:

- Вечером заседание!

Потом, в торжественном волнении, начинался первый урок.

Так и сейчас. Открываешь стеклянную дверь, входишь... и начинаешь сиять. И вокруг тысяча таких же сияющих физиономий. Все, кто окончил когда - либо эту школу и живет сейчас в Москве, собрались здесь. Открыты двери классов, кабинетов, лабораторий. Все знакомое - и вместе с тем похорошевшее, побогатевшее.

В шумной толпе отыскивают друг друга друзья детства, рассказывают о жизни, вспоминают школьные годы, делятся планами на будущее. И мы, надо честно сказать, шумим не меньше чем десять - пятнадцать лет назад после возвращения с каникул или на большой перемене.

По коридору идет директор школы Иван Кузьмич Новиков. Иллюзия, что и сейчас мы ученики, усиливается. Он и при нас был директором и внешне почти не изменился.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.