ДНК-аза против вирусов

Довольно скоро из редакции был прислан ответ, вежливый и отрицательный. А вот рецензия, приложенная к ответу редакции, была уже не очень вежливой. В ней намекалось, что биохимик Салганик лезет не в свои дела. В ней говорилось, что клинические эксперименты надо проводить с соблюдением специальных правил, которыми автор пренебрег. И, наконец, в ней назидательно указывалось, что нуклеиновые кислоты и ферменты не имеют никакого отношения к вирусам и вирусным болезням (?).

Право, более всего его поразила «эрудиция» рецензента.

Салганик был теоретиком, но теперь в нем попросту взбунтовался лекарь. Все, что обязано было интересовать биолога, ощущалось как второстепенное, а по-настоящему волновало одно - убеждение, что нуклеазами можно лечить, и горечь оттого, что ими еще никого не лечат.

Он знал, что у оппонентов будет множество доводов против, а главное, самый тяжкий довод-разочарованность, навеянная горьким опытом неудачных поисков противовирусных средств. Он должен был подготовить ответы на все их доводы.

В той биохимической лаборатории, где Рудольф Иосифович работал в 1957 году в Киеве, не было условий для работы с вирусами. И все же он начал эксперименты, и к этому в Институте питания отнеслись спокойно, ибо у Салганика была здесь репутация серьезного работника, от которого тем больше пользы, чем больше у него самостоятельности.

... Ни одна профессия не оставляет, пожалуй, столь прочного следа в складе человека. Врачи, бывает, уходят из медицины. Уходят в сугубо теоретические области науки или обретают другое призвание. И все же внутренне они не перестают быть врачами.

Было или не было дано ими в торжественной обстановке корпорантское обещание - «Гиппократова клятва», врач всегда будет помнить о святой обязанности помогать всеми возможными средствами тем, кто нуждается в его помощи, не избавится от привычки тянуться к запястью упавшего на улице человека, чтобы прощупать его пульс, не избавится от привычки оказывать первую, порой самую важную, самую необходимую помощь, мобилизуя все, что сохранилось в памяти. Если по духу он истинный врач, конечно.

Генетики даже в самую тяжелую пору как могли пытались продолжать свою науку. Отчаянно мешала оторванность друг от друга. А молодые генетики подчас просто не знали, где живут и где работают люди, по чьим статьям и книгам они приобщились к этой науке. Не знал и Салганик, пришедший к биохимии наследственности от изучения процессов биосинтеза белка.

Однажды, приехав в Москву на конференцию, где-то в кулуарах, в чужом разговоре Рудольф Иосифович услышал фамилию: Дубинин. Фамилия была известной. Салганик помнил громокипящие статьи и речи, в которых противники генетики склоняли ее на все лады с обязательным приложением длинного эпитета «менделист - вейсманист - морганист», а равно и других - «упорствующий», «погрязший», «неразоружившийся». Но Рудольфу Иосифовичу было известно, что, кроме эпитетов, Дубинину принадлежали еще и важнейшие работы по теоретическим проблемам генетики, именно по тем вопросам, которые то и дело принимались мучить его, как только он начинал разбирать свои опыты с клеточными ядрами.

Прислушавшись к разговору, Салганик понял, что Дубинин по-прежнему остался «погрязшим» в генетике, что он - в Москве и очень интересно работает. Отступив раз от правил хорошего поведения тем, что вслушался в чужую беседу, Рудольф Иосифович решил отступить и второй: спросил, не могут ли коллеги, беседовавшие о Дубинине, поведать, где расположена его лаборатория. Коллеги поведали, и Рудольф Иосифович тотчас же отправился на тогдашнюю московскую окраину - ie-перь, через девять лет, она считается уже почти «центром». Отыскал неказистый домик и, представ перед членом-корреспондентом Академии наук Николаем Петровичем Дубининым, сказал:

- Мне нужно с вами посоветоваться...

При следующих посещениях столицы Рудольф Иосифович, конечно, снова приходил в этот домик, где всегда пахло «дроэофилиной кухней» - варевом из агар-агара, изюма и дрожжей, которым потчуют плодовых мушек-чудных крошечных тварей, раскрывших науке одну за другой тайны «мутаций» и «рекомбинаций» генов. Он рассказывал Дубинину о том, что творится у него в опытах с клеточными ядрами, и Николай Петрович обсуждал с ним эксперименты, уже сделанные, и беды генетики, еще не завершившиеся. Вокруг названных предметов и шли их беседы.

О вирусах Салганик тогда не произнес ни слова. Не отважился завести разговор о теме, которая ему самому казалась тогда скользкой.

И вот однажды вечером, когда Рудольф Иосифович сидел у себя дома в киевской квартире и думал невеселые думы, что для работ с нуклеазами при таких темпах понадобятся, наверное, десятилетия, как вдруг... (Еще Чехов заметил: «В рассказах часто встречается это «вдруг».) Итак, вдруг зазвонил телефон, и в трубке послышался голос Николая Петровича Дубинина. Он просил Салганика немедленно приехать по крайне важному делу.

Взяв назавтра отпуск за свой счет, Рудольф Иосифович сел в скорый поезд и спустя еще половину суток появился в домике Дубинина.

Николай Петрович спросил его для начала о работах и замыслах. И тут Рудольф Иосифович отважился рассказать о своих делах с нуклеазами.

- Это очень интересно! - воскликнул Дубинин. - Это должно получиться. Все это теоретически верно! Это то, что нам нужно!

Он помолчал, улыбнулся и произнес совсем другим тоном:

- Так вот, Рудольф Иосифович, вас пригласил не просто Дубинин, а директор-организатор Института цитологии и генетики. Титул я назвал не для того, чтобы вы ощутили трепет перед административной личностью. Не согласитесь ли вы принять в этом институте заведование лабораторией нуклеиновых кислот? Института еще нет. Здания института тоже нет. И города под Новосибирском, в котором этот институт будет, тоже нет. Но все будет: город, институт, здание, много институтов рядом. Контакты. Теснейшие контакты, комплексные работы вместе с химиками, физиками, математиками. Новейшее оборудование. Будет закладываться не просто город. Будет закладываться наука, которая начнет отсчет своих дел с сегодняшнего ее дня. Согласны?.. Кое у кого наш институт сделается бельмом в глазу. Отбиваться куда сложнее, чем создавать институт, и очень важно - с первых дней поставить параллельно с теоретическими работами дальнего прицела работы, которые дадут практический результат в самое близкое время. У противников главный козырь - так называемая «бесплодность генетики». Что они скажут, когда через два-три года мы выдадим цветную норку, полиплоидную сахарную свеклу и ваши противовирусные препараты? Ведь все это подлинные плоды генетики!

(Автор считает обязательным сделать здесь такое примечание: монолог члена-корреспондента АН СССР Н. П. Дубинина не был ни застенографирован, ни записан на пленку. Поэтому, может быть, в нашем изложении речь его приобрела строй, несвойственный Николаю Петровичу. Может быть, слова были другими. Наверняка пропущены и наверняка упрощены некоторые мысли. Самое главное - в том, что все, о чем Дубинин тогда говорил, осуществлено. Впрочем, не надо приписывать Николаю Петровичу особого пророческого дара. Он не пифия. Он ученый.)