Рябушкин рассердился такой непонятливости.

– Ребятни, кого же!.. Трое своих да двое братовых. Брательник у него с женой в машине разбились... Вот Лешка к себе и взял.

Ефимову стало жарко.

– Лешка? Клягин?

– А кто же еще? Лешка, конечно. Большее у них никого родичей: один он... Теперь он и в домашнюю смену вкалывает, всем сейчас вместо мамки. И стирает и пол моет: жена-то в роддоме... Я говорю: ты детей заставь, пусть по хозяйству возятся. Отвечает: жалко. А я так думаю: неправильно Леха рассуждает... – оживленно рассказывал Рябушкин. – Мытья им на всех хватит: новую квартиру дали, четыре комнатухи... А теперь женка еще радости добавила: сын родился! Вот тебе и шестая душа...

– Да ну!..

– Вот тебе и ну, никак не разогну... Это яке он меня к тебе и подослал, – ему сегодня – ну никак!.. – не лукавя, призвался Рябушкин. – Сходи, говорит, к Андрюхе, как он там? Мне, говорит, сына скоро забирать, в загс нести, а без него, говорит, не понесу...

– А при чем тут я и загс? – удивился Андрей.

– Я разве не сказал? – в свою очередь, удивился Рябушкин. – Он ведь пацана-то Андреем хочет назвать, в твою честь, выходит... А тебя – в крестные. Ты как, не возражаешь? – Он подмигнул Ефимову.

Ефимов молчал. Смотрел на добродушное лицо Рябушкина, видел его словно в зыбком, влажном мареве... О чем речь? Конечно, он не возражает! И в загс он тоже пойдет. Только бы поскорее зажила нога... Рябушкин вдруг наклонился к Андрею, подозрительно вглядываясь ему в глаза, и спросил участливо:

– Что, до слез пробирает? Паршивая штука – двойной перелом...

– Да, – торопливо сказал Андрей, – паршивейшая... Нога проклятая, хоть кричи!..

– От крику только больней, – знающе сказал Рябушкин. – Ты лучше, знаешь, о чем думай?.. О бабах вот думай. Помогает, – деловито сказал он, как говорят о лекарственных травах.

– Чего думать? – ошарашенно спросил Ефимов.

– Эть, чудак! Да чего хошь. О них – все приятно, – ухмыльнулся Рябушкин.

Ефимов закрыл глаза. Завод, Клава, Клягин, ТТ, Рябушкин и снова Клава: все каруселью неслось в голове. Наверное подымалась температура... Да, Рябушкин дельно посоветовал: думать надо о чем-то одном, о том, что помогает...

Вспоминалось, как они ездили в лес, и Клава, обрадованно ойкнув, соскочила с седла, едва Ефимов притормозил мотоцикл, и бросилась на полянку, где нетронуто белели заросли высоких ромашек; как она кормила заболевшего Альку – глядя ему в рот и бодая головой воздух, если трудно глотал сынишка очередной кусок: точно помогала ему этим боданием; как в сквере, когда они еще не были женаты, с неподдельным ужасом – помертвев и закрыв глаза – ждала его первого поцелуя, точно с нею должно было произойти нечто пугающе-непоправимое ...

И, вспоминая это, Андрей улыбался, тоже с закрытыми глазами, забыв больницу, боль, большие и малые неприятности.

– Помогает? – где-то далеко спросил голос Рябушкина. – Так я пойду тогда, ты спи... Небось, не съест меня Зинка?

Ефимов не сразу понял, кто и о чем его спрашивает. Он открыл глаза и уставился на Рябушкина.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.