Дарвинизм и марксизм

Не имея никакого познавательного значения, упражнения такого рода ученых вырождаются в игру понятиями, классификациями, бесконечными вымученными и часто курьезными схемами. Еще у Гоббса в «Левиафане» верховная власть государства - его. искусственная душа, судейские чиновники - сочленения, награды и наказания - нервы и т. д. У Спенсера (ученика Конта и современника Дарвина) земледелие и промышленность - это органы питания, торговля - социальное кровообращение, полиция и армия - социальная защита; внешняя ткань (экзодерма) - класс военных и сулеи; внутренняя ткань (эндодерма) - класс земледельцев и промышленников; средняя ткань (мезодерма) - класс торговцев. Шеффле с величайшим тщанием перечисляет различные «органы» общества, его «центры», «ткани», «нервные узлы» и т. д. Из государствоведов нового времени Блунтшид писал о мужском поле государства и женской сущности церкви, а если брать новейшие примеры, достаточно назвать нашумевшую работу шведского социолога Рудольфа Кослена «Государство как форма существования».

Все это в высокой степени напоминает акробатические фокус - покусы социологизирующих фрейдистов (вроде Кольнаи), видящих в системе ломбардских оросительных каналов сублимацию уретрально - эротического характера, а в лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» - гомосексуальное влечение рабочего класса. Этот пошлый вздор есть неизбежное следствие механического перенесения биологических закономерностей на общество, приема, который с силой древнегреческого фатума влечет к бессмысленной и пустопорожней словесной игре. Маркс, которого Л. Вольтман чуть ли не причисляет к лику святых органической школы, едко высмеял подобную «методологию» в одном из своих писем к Кугельману:

«Господин Ланге, - пишет он, - сделал большое открытие. Вся история должна быть подведена под один великий закон природы. Этот закон заключается в фразе «борьба за существование» (выражение Дарвина применительно к этому случаю есть простая фраза), а содержание этой фразы - закон Мальтуса о народонаселении или, скорее, о перенаселении. Таким образом, вместо того, чтобы анализировать straggle for lif, как она проявляется исторически в различных определенных формах общества, дело сводится лишь к тому, чтобы подгонять всякую конкретную борьбу под фразу «борьба за существование», а эту фразу - под мальтусовскую фантазию о народонаселении. Нельзя не признаться, что это очень глубокий метод - для надутого, прикидывающегося научным, высокопарного невежества и лености мысли».

Чтобы понять закономерности общественно - исторической жизни, необходимо выйти за пределы категорий биологии, ибо «вид» через «стадо» уже превратился в нечто совершенно особое - в производящее общество с его особенностями и следовательно со специфическими определениями; со своими особыми «законами движения» и следовательно со свои - им особым теоретическим выражением этих законов. Исторически завязался новый «узел» - человеческое общество, имеющее свое собственное движение.

Вид есть совокупность сходных организмов, дающих при скрещивании плещущее потомство и ведущих сходный образ жизни.

Общество есть прежде всего совокупность производственных отношений, ест: сотрудничество - противоречивое или «организованное», классовое или бесклассовое, - опирающееся на систему орудий труда. Органы животного играют «орудийную» роль. Работы ак. Северцева особенно ярко подчеркнули тот факт, что приспособленность данного организма к среде есть не что иное, как приспособленность строения и функций орудий - органов, которые в свою очередь связаны со строением всего организма в целом. Маркс, который называет «Происхождение видов» трудом, «создающим эпоху», считает теорию животных органов «естественной технологией». Но органы животного - совсем не то, что орудия общественного труда.

«Дарвин, - пишет Маркс, - обратил внимание на историю естественной технологии, т.е. на образование растительных и животных органов как инструментов производства жизни растений и животных. Разве история образования производительных органов общественного человека, история материального базиса каждой особенной общественной организации не заслуживает равного внимания? И не легче ли было бы ее создать, ибо, как говорит Вико, человеческая история отличается от естественной истории тем, что одну мы проделали, а другую нет? Технология раскрывает активное поведение человека в природе, непосредственный процесс производства его жизни, вместе с тем и его общественных жизненных отношений и вытекающих отсюда духовных представлений».

Здесь Маркс блестяще вскрывает все принципиальное различие между системой натуральных органов и системой технических орудий труда, хотя и в том и в другом случае го - горит о «технологии». Органы естественны - орудия искусственны. Органы образовались стихийно, орудия сделаны человеком. Органы - средства пассивного приспособления, орудия - инструменты активного приспособления. Потому история вида делается, а историю общества делают сами люди.

В и д, как мы упоминали, - нечто совершенно отличное от общества. Искать во внутривидовых категориях общественные классы или наоборот - бессмысленно, хотя и так и здесь есть «борьба». Маркс прекрасно выясняет и эту сторону дела с глубиной, которая подымает его на недосягаемую высоту по сравнению с пигмеями буржуазной социологии и кликушествующими ныне «социальными дарвинистами». В том же I томе «Капитала» мы читаем:

«Природа не создает, с одной стороны, владельцев денег или товаров, а с другой - владельцев только собственной рабочей силы. Отношение это - совсем не естественно - историческое: столь же мало оно - общественное отношение, которое было бы общим для всех исторических периодов. Очевидно, оно само - результат предшествующего исторического развития, продукт многих экономических переворотов, гибели целого ряда прежних формаций общественного производства».

Общественные классы предполагают средства производства, общественный труд, отношения собственности и т. д. Искать эти категории в недрах животного мира - значит стать на грубо антропо - социоморфическую точку зрения, поистине достойную дикаря. Легко понять поэтому, что «образ жизни» животных не то (и не может, быть тем), что «способ производства» у общественного человека. Легко понять, что не может быть поэтому и одинаковой конкретной закономерности в «органическом» и в «социальном» круге явлений. Теория естественного подбора потому и неприложима к обществу, что она верна по отношению к животным видам. Теория исторического материализма потому и неприложима к животным видам, что она верна по отношению к человеческой истории. В сущности сам Дарвин понимал, хотя и недостаточно отчетливо, огромную принципиальную разницу между развитием биологических видов и развитием общества. Мы уже видели, как он в связи с теорией Мальтуса делает замечание, что в обществе возможно искусственное расширение питательной (в широком смысле слова) базы через производство и, далее, регулирование процесса размножения. Эти замечания опрокидывают теорию Мальтуса, который оперирует с более или менее стационарной техникой (как и позднейшие мальтузиански окрашенные концепции, вроде пресловутого «закона убывающего плодородия почвы»). Непонимание (или злостное игнорирование) этого факта как раз и лежит в основе «биологических», органических и т. д. «социологии», имеющих поэтому более или менее легко обнаруживаемое антиреволюционное острие.

«Людей можно отличать от животных по сознанию, вообще по чему угодно. Сами они начинают отличаться от животных, лишь только начинают производить необходимые для своей жизни средства - шаг, обусловленный их телесной организацией. Люди, производя необходимые для своей жизни средства, производят косвенным образом и свою материальную жизнь».

Но законы движения материального производства, проходящего в конкретно - исторических формах общественного труда, есть нечто особое и специфическое, для чего биологические законы составляют лишь известную «естественно - историческую основу», как неоднократно выражался Маркс. Проблематика социологии не есть поэтому проблематика биологии и не может быть ею. История природы и история общества есть части единой истории. Величайшей заслугой Маркса было то, что он самое историческое развитие общества включил в общую цепь развития.

«Маркс, - писал Ленин, - рассматривает общественное движение как естественно - исторический процесс, подчиняющийся законам, не только не зависящим от воли, сознания и намерений людей, а напротив, определяющим их волю, сознание и намерения (к сведению для гг. субъективистов, выделяющих социальную эволюцию из естественно - исторической именно потому, что человек ставит себе сознательные «цели», руководствуется определенными идеалами)».

Другими словами, законы истории общества суть тоже объективные законы, включенные, как звено, в совокупность законов движущейся материи. В этом смысле они - естественно - исторические законы. Однако из этого отнюдь не вытекает голое тождество законов, которым «подчинены» качественно различные группы явлений объективного мира. Общество есть часть природы: оно не супранатуральная, не «сверхъестественная» категория. Но в то же время оно в известном смысле не только отлично от природы, но и противостоит ей: это такой «составной элемент» природы, который активно приспособляется к ней, приспособляя ее к себе, подчиняя ее, овладевая ее законами, изменяя ее через и посредством процесса производства, производственной практики, порождающей процесс теоретического познания природы, в свою очередь опосредствующий материальный процесс труда. Поэтому разные фазы развития материи и разные качественно отличные формы ее движения имеют и свои отличные законы, свою специфическую научную проблематику. Здесь есть налицо специфичность объективных законов, относительная их особенность, а не абсолютный разрыв, предлагаемый идеалистами, для которых человек выпрыгивает из системы объективных закономерностей, подлежит исключительному ведению телеологии и даже сам диктует внешнему миру его законы. Качественные особенности закономерностей, но в пределах объективных закономерностей материального мира; смена одних закономерностей другими, более сложными, по мере того, как мы идем по пути исторического развития материальных форм, от простых к более сложным, со все более богатым содержанием и нарастанием все новых «моментов», - такова точка зрения, адекватная действительности.

Но из того обстоятельства, что животный мир отличается от человеческого общества, хотя последнее есть продукт исторического развития этого животного мира; из того обстоятельства, что органический мир отличается от неорганического, хотя он есть тоже его историческое порождение, не вытекает однако, что не существует всеобщих связей всех явлений, всеобщих законов движущейся материи.

Мир есть единство в многообразии и многообразие в единстве. Многообразие его раскрывается в специфических законах его различных качественных форм. Его единство вскрывается законами материалистической диалектики, которые являются самыми общими законами бытия и становления, законами, которые неразрывно связаны со всем многообразием специфических связей и закономерностей.

Дарвинизм есть биологическая теория, имеющая огромное значение для всего мировоззрения. Впервые ею были вскрыты объективные законы развития органического мира. Впервые процесс развития этого мира был понят как естественно - исторический процесс. Впервые были вскрыты причинные основы целесообразности в природе, загадка, которая до сих пор иллюзорно «разрешалась» апелляцией к мудрости и планам творца - вседержителя. Впервые человек как биологический вид сам был понят как продукт исторического развития. Но биологический вид - «человек», «homo sapiens», - сам исторически трансформируется в производящее человеческое общество. Закономерности развития вида трансформируются в закономерности историко - общественного развития. Качественно особым продолжением истории вида является история общества в чередовании его конкретных экономических формаций.

Таким образом между дарвинизмом и марксизмом неизбежно возникает особая связь, диктуемая связью объектов познания, их исторической преемственностью и материалистической основой метода. Теория Дарвина более или менее непосредственно увязывается таким образом с теоретическими построениями Маркса. «Значительнее всего, - писал Энгельс в своей работе о Людвиге Фейербахе, - три следующие великие открытия, благодаря которым наше знание общей связи явлений природы сделало гигантские шаги. Первое - открытие клеточки... Второе - открытие закона о превращении энергии... Наконец третье открытие сделано Дарвином». Оставалось еще общество и исторический процесс его развития. «В этой области, - продолжает Энгельс, - предстояло сделать то же, что и в области понимания внешней природы, - устранить искусственно созданную связь явлений и найти действительную. Эта задача в конце концов должна была привести к открытию всеобщих законов движения, господствующих в истории человеческого общества.

Эти «всеобщие законы» движения общества были открыты Марксом в его теории исторического материализма. Но Маркс этим не ограничился: он создал, с одной Стороны, на базе развития классической немецкой философии новую форму материализма - диалектический материализм, этот гениальнейший синтез синтезов; с другой - он вскрыл частные законы движения определенной общественной формации, «капиталистического способа производства», где с невиданной в истории идей прозорливостью предсказал неизбежное превращение капитализма в социализм через социалистическую революцию и диктатуру пролетариата. То обстоятельство, что марксизм есть грандиознейшее и самое величественное построение, какое только знала мировая история; то обстоятельство, что дарвиновская теория лежит на линии общей концепции марксистского материализма, делает необходимым включение этой теории в общее мировоззрение пролетариата. Но это включение отнюдь не означает «приятия» дарвинизма в его «химически чистом виде».