Особняком, но в связи с теорией наследственности, стоит у Дарвина его так называемая «временная гипотеза», учение о «пангенезисе», которое сам Дарвин считал впоследствии «вздорным» и которое несущественно с точки зрения его концепции в целом.

Итак, для дарвинизма как определенной биологической теории специфическим, существенным, резко выделяющим эту теорию из всех других теорий эволюции моментом является учение о естественном отборе: именно в этом, а не в чем - либо ином, и заключается научная «суть» дарвинизма. Но Дарвин проделал и дальнейшую работу: он включил в цепь органической эволюции и человека как биологический вид. Он рассмотрел и этот «венец творения» естественно - исторически как необходимый и закономерный исторический результат органической эволюции. В своей работе «Происхождение человека и подбор по отношению к полу» Дарвин чрезвычайно смело по тогдашним временам заявляет:

«Тот, кто не смотрит, подобно дикарю, на явления природы, как на нечто бессвязное, не может думать, чтобы человек был плодом отдельного акта творения. Он должен будет признаться, что великое сходство между человеческим зародышем и зародышем например собаки; тождество плана в строении черепа, конечностей и всего тела, независимо от употребления, которое могут иметь эти части, у человека и других млекопитающих; случайные возвраты различных образований, например особенных мышц, которых человек обыкновенно не имеет, но которые свойственны четыреруким, и множество других аналогичных фактов, - что все это ведет весьма положительным образом к заключению, что человек и млекопитающие произошли от одного общего прародителя».

Необходимо помнить, что именно на этот вопрос было наложено священное табу всеми богословами учеными, философами и так называемым «общественным мнением»: как раз здесь обретался тот punctum saliens, перед который в величайшем смятении остановился лаже кантовский «Чистый разум. Необходимо помнить, что как раз боязнь этого тезиса была тем тяжелым прессом, который давил на развитие - биологии как науки и превращал ее в своеобразный привесок догматического богословия и теологизирующей фантастической натурфилософии. Дарвин проломил здесь огромную брешь и сразу продвинул науку на неизмеримо более высокую ступень ее развития: именно Дарвин доказал факт и объяснил механизм органической эволюции, объяснил исторически факт разнообразия видов, их трансформацию, явления так называемой целесообразности в органическом мире - проблема, которая являлась камнем, преткновения для научного мышления и золотоносной жилой для «старателей» из лагеря теологии и метафизики, - включен в эволюционный исторический ряд и носителя «божественной искры», человека.

Разумеется, нельзя требовать от Дарвина того, чтобы все без исключения его теоремы оправдались в ходе дальнейшего развития науки: многих из теперь известных фактов и обобщений он просто не мог знать, как не мог например знать теории империализма или искусства управления автомобилем системы «Форд». Его научное величие отнюдь не пострадало от того, что частные элементы его теории (пангенезис, наследование приобретенных признаков и т. д.) оказались превзойденными и отброшенными дальнейшим прогрессом биологии: существенно как раз то обстоятельство, что сердцевина его теории - учение о селекции - целиком выдержало в боях с антидарвинизмом суровую историческую проверку.

Эта проверка касается прежде всего двух основных пунктов: 1) вопроса об изменчивости, ее характере и ее отношении к селекционному принципу; 2) вопроса о значении отбора в общем процессе эволюции. Современная генетика, наука, порожденная в значительной мере самим развитием дарвинизма, ставит своей специальной и специфической задачей раскрытие законов наследственности и изменчивости. За весь последарвиновский период накопилось огромное количество новых фактов, новых экспериментов, новых проблем. Дарвин констатировал многочисленность и многозначность факторов, обусловливающих изменчивость и пестроту самой этой изменчивости как в приспособительном характере этой изменчивости (полезные, вредные, нейтральные вариации) так и в ее степени (не заметны отклонения и крупные «скачки», вроде указанных Дарвином «sporting plants», окрещенных де - Фризом «мутациями»).

Современная генетика подтверждает этот взгляд Дарвина. Опыт показал, что: 1) на организмы действуют самые разнообразные факторы, вызывающие те или иные мутации (воздействие рентгеном, радием, ультрафиолетовыми лучами, температурой и т. д.); 2) одинаковые факторы могут вызывать в принадлежащих к одному виду организмах различные мутации (например разные мутации у Drosophila под влиянием одинаковых доз рентгеновских лучей); 3) разные факторы могут вызывать одинаковые мутации; 4) мутации не только качественно, но и количественно носят самый разнообразный характер; 5) пестрела мутаций однако имеет известные границы, в пределах которых и колеблются соответствующие наследственные изменения: об этом, по-видимому, между прочим и говорит так называемый «закон гомологических рядов» Н. Вавилова, являющийся пока «эмпирическим законом» (родственные систематические единицы дают сходные ряды мутаций).

Разумеется дело не в одних только мутациях в определении де - Фриза, ибо они не являются монопольным поставщиком материала для механизма отбора. Нельзя по-видимому наголо отрицать и случаи прямого действия среды, и постольку некоторые элементы ламаркизма не просто должны быть отвергнуты, а лишь, выражаясь гегелевским языком, «сняты». Но уже одной теорией мутаций опрокидывается ламаркистская концепция прямого приспособления, которая пытается объяснить эволюционный процесс без отбора, полагая, что воздействия внешней среды обязательно вызывают необходимую целесообразную реакцию, передающуюся - точно так же в обязательном порядке - по наследству.

С другой стороны, и другие попытки построить эволюционную теорию, выключая механизм отбора, оказались не в состоянии материалистически объяснить процесс трансформации органического мира: все они неизбежно скатываются к телеологический концепции, роковым образом вводящей в той или иной форме старинную мистику Аристотелевой «энтелехии». Крупные открытия генетики (учение о комбинативной изменчивости на основе законов Менделя, учение «о чистых линиях» Иогансена, обобщения американской школы во главе с Морганом) ни в коей мере не затрагивают основ дарвинизма и могут быть рассматриваемы как дальнейшее развитие дарвинизма.

Таким образом, позднейшее развитие науки подтвердило основные положения дарвинизма. По Дарвину изменчивость не имеет строго направленного (так называемого «ортогенетического») характера, и соответствующие изменения могут быть - как мы упоминали - либо полезны, либо нейтральны, либо вредны. Другими словами, «совершенствование», возрастающая приспособленность, эволюция объясняются не изменчивостью, взятой «в себе», а отбором на основе изменчивости. Бесконечное количество опытов показало, что изменения действительно не имеют однотипной направленности и их законы являются неизмеримо более сложными, хотя диапазон возможных вариаций и имеет известные границы. Развитие генетики показало также громадное значение наследственных комбинаций (менделеевские соотношения).

У Дарвина этот фактор как материал для механизма отбора почти отсутствовал, но совершенно очевидно, что он может быть включен в концепцию Дарвина без всякого для нее вреда, ибо здесь ни в малой степени не затрагивается роль и решающее значение механизма отбора. Ламаркисты и автогенетики нападают именно на этот пункт и терпят здесь наиболее жестокое поражение. Отбор есть реальный фактор, объективный закон развития органической жизни, а отнюдь не «чисто логическая» конструкция. Отбор, с другой стороны, отнюдь не есть «чисто негативный» фактор, ибо как раз он и оказывается решающим для направления эволюции. Именно здесь лежит основная закономерность развития.

Но из этого не следует, что не нужно искать и специфических закономерностей изменчивости и наследственности, на базе которых действует механизм отбора со своей решающей закономерностью. Здесь еще - огромнейшее поле работы Значительные успехи достигнуты в области изучении законов наследственности (например, законы образования новых комбинаций на основе работ Менделя - Моргана); что касается закономерностей изменчивости, то здесь выяснен ряд лишь очень приблизительных «эмпирических» закономерностей. Однако, каковы бы ни оказались законы изменчивости, это не разрушило бы концепции Дарвина как синтетической теории эволюции, где закономерности изменчивости и наследственности соподчинены основной закономерности естественного отбора Яркую общую характеристику дарвинизма дал Фридрих Энгельс еще в 1859 г. в своем письме к Марксу. «До сих пор, - писал Энгельс, - еще не было такой грандиозной попытки доказать историческое развитие в природе, да еще с таким успехом». Эта характеристика была целиком оправдана всем развитием общей биологии, ее частных дисциплин, прогрессом смежных отраслей знания и исключительной ролью дарвинизма как несокрушимого оплота науки в ее борьбе с виталистической мистикой.

III

Дарвинизм и марксизм

В речи над гробом Маркса (17 марта 1883 г.) Энгельс говорил:

«Как Дарвин открыл закон раз - вития органической природы, так Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот простой, до сего дня скрытый под идеологическими нагромождениями факт, что люди должны в первую очередь есть, пить, где - нибудь жить и одеваться, прежде чем они смогут заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.; что, следовательно, производство непосредственных материальных средств к жизни и вместе с тем каждая экономическая ступень развития народа или какого - либо отрезка времени образует основу, на которой развились государственные учреждения, правовые воззрения, представления в области искусства и даже религии соответствующих людей, и из которой они поэтому должны быть объяснены, а не наоборот, как это случалось до сего времени».

Эта мысль Энгельса о соотношении между дарвиновскими законами исторической эволюции органического мира и марксовыми законами исторической эволюции человеческого общества, между исторической трансформацией видов и исторической сменой, общественно - экономических структур, можно было бы хорошо иллюстрировать сопоставлением заключительной страницы «Происхождения видов» и вводной страницы «К критике политической экономии». Подобно тому как Дарвин сжато формулирует материалистическую основу изменяемости видов, формулируя се - лекционную теорию. Маркс дает классическое чеканное выражение теории исторического материализма.

Внутреннее родство теоретических построений вытекает здесь из внутреннего родства объектов исследования; ибо само человеческое общество есть звено в цепи исторического развития. Оно есть продолжение органической эволюции, но продолжение качественно особое, специфическое, имеющее поэтому, несмотря на общую основу, свои исторические закономерности, свой особый свойственный только обществу тип развития. Материальное единство мира (или единство материального МИРА) не состоит из голой тождественности его элементов: оно в то же время состоит из их различия, их объективной качественной особенности. Поэтому и единство неорганического, органического и социального моментов предполагает их различия.

Главный недостаток механического материализма, недостаток, питающий однобокость и фальшь всех идеалистических построений, заключался именно в том, что он не видел качественных особенностей, вводил универсальную, количественную обезличку, крайне обеднял действительность, был абстрактен, антиисторичен, «сер» и не мог поэтому втиснуть богатое многообразие природы и общества в ПРОКРУСТОВО ложе своих исключительно количественных теорем. Родство органической эволюции и социальной истории отнюдь НЕ есть их тождество. Поэтому нелепо переносить законы биологии на явления общественной жизни, точно так же, как например нелепо было бы переносить, скажем, «закон кратных отношений» из химии на развитие видов или таблицей Менделеева объяснять происхождение человека. Но если нелепо переносить законы физики и химии непосредственно на биологию, то так же неостроумно переносить законы биологии на историю общества. С другой стороны: эта нелепость ни в малой степени не опровергает исторического происхождения органического мира из неорганического, исторического развития общества из развития и трансформации биологических видов.

Если бы мы стали искать аналогий в теории подбора и в теории исторического материализма, мы могли бы говорить об известной аналогии между «органами» животных и техническими «орудиями» человека, между «видом» и «обществом», между «образом жизни» («Lebensweise») и «способом производства материальной жизни», между трансформацией видов и исторической сменой общественно - экономических структур, между эволюцией организмов, сопряженной с эволюцией естественных органов - орудий, и сменой общественных формаций, сопряженной с изменением в системах искусственных орудий труда. Но из этих аналогий никоим образом нельзя «выводить» общий закон какого - либо «биосоциологического» порядка: это значило бы зачеркивать весь реальный исторический процесс, создавший новые качества, принципиально новые, специфические закономерности; это значило бы не видеть тех огромных, исторически возникших различий, которые появляются вместе с возникновением «производящего общества». В подобную ошибку, которая имеет и свои социально - классовые основания, впадают все направления и оттенки так наз. органической школы в социологии (Конт, Спенсер и его школа, Вагнер, Шеффле и их новейшие, эпигоны, а также вся школа так наз. «социальных дарвинистов»).

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.