Когда Локшиной показали повестку завтрашнего совещания, она поморщилась, взяла из никелированного бокальчика, стоящего на её большом письменном столе, синий карандаш и обвела овалом первую строку: «Торф, его добыча и использование - профессор Параскевин». Подумав, она синей стрелкой отнесла этот пункт вниз, почти в конец повестки.

- Елизавета Анисимовна, это нехорошо! - сказал, поджимая полные губы, Авдеев, занимающийся в райсовете местной промышленностью. - Сами посудите: человек приезжает из Москвы, чтобы нам помочь с торфом, а мы его в конец совещания!...

- Вот именно потому, что он приезжает из Москвы, - низким, размеренным голосом сказала Локшина, - потому, что первый раз нас и наши дела видит... Вот именно поэтому надо дать Параскевину оглядеться на совещании, вникнуть, послушать «предыдущих ораторов».

- Вы же знаете, как у нас говорят! - Авдеев сокрушённо потёр круглый подбородок, но, заметив спокойно-насмешливый взгляд Локшиной, вспомнил, что на последнем собрании сильно затянул свою речь, и потому поспешил перевести разговор на другое: - А как, Елизавета Анисимовна, со встречей Параскевина?

- Никак! Приедет - и всё...

За последние дни она слышала от разных работников райсовета этот вопрос. И хотя спрашивающие, может быть, не придавали этому особого значения, ей каждый раз слышалось в вопросе что-то ненужное, не своё, взятое из далёких времён чинопочитания и угодничества. Вот и Авдеев тоже. И даже больше - озабоченность в голосе, будто бог весть какое важное дело!

- А вы, Арсений Васильевич, что бы предложили? - спросила она, помечая пункты в «текущих делах» повестки. - Дорожки песком посыпать? Или, как у Гоголя, колпаки больным переменить?

Авдеев улыбнулся не от шутки, а от лёгкости на душе: раз Локшина так говорит о встрече, значит, она это взяла на себя, и ему нечего беспокоиться, если гостя не так примут. Но он сохранил заинтересованный вид.

- Да, но всё же, - сказал он, забирая повестку и направляясь к двери, - что-то надо... Просто из гостеприимства.

Это «просто из гостеприимства» уже было сделано Локшиной: отведён удобный номер в гостинице; на вокзал к поезду послан с машиной Гриша - помощник коменданта райсовета; этот же Гриша должен был посмотреть, чтоб в номер не забыли поставить письменный стол с бумагой и чернилами, а по утрам эти два-три дня, что будет тут Параскевин, ему приносили местную и областную газеты.

Локшина подошла к окну. Перед подъездом стояла тёмно- зелёная «эмка», и в открытой дверце шофёрской кабины были видны на диванчике каблуки туфель; Катя или спала или дремала, ожидая вызова.

«А я ничего! И спала не больше её! - с удовольствием подумала Локшина, вспоминая вчерашнюю долгую, окончившуюся ночью, поездку на торфоразработки. - Впрочем, я на обратной дороге, кажется, дремала, а Катенька... Но ведь есть ещё «впрочем»: мне сорок пять лет, а ей девятнадцать…»

Из окна по длинной диагонали был виден новый, недавно устроенный сквер с белыми скамейками. Тонкие деревца и робкий кустарник привыкали к земле, к людям, к солнцу. Они дрожали от каждого порыва ветра, и за них было страшно, как за ребёнка, играющего на мостовой. И хотя они были дороги ей, она смотрела на них с тоской и досадой. Она вспоминала толстые клёны - вон даже пни отсюда видны, - которые погибли под топорами немецких сапёров. И теперь надо было бы сажать большие, почти взрослые деревья, а не эти прутики, тени и зелени которых придётся ждать десять - пятнадцать лет!...

Неожиданно она к сорока пяти прибавила пятнадцать. «Так я уже старуха буду!» - подумала она и перебрала в памяти райсоветскую молодёжь: шофёра Катю, комендантского помощника Гришу, Зою, Алексея, Никиту, - прибавляя к их годам пятнадцать. Те же пятнадцать она прибавила и к годам сына, хотя Павел и не жил теперь в этом городе. Всё равно, им тоже долго ждать... А всё - Сергей Сергеевич: уговорил, что в таком виде деревца лучше примутся, дешевле доставка, хлопот меньше, да и все замечательные сады и парки в России с таких прутиков начинались. Но мало ли что! Зачем назад оглядываться! Вон в Москве на улицах настоящие деревья ставят, а лес там не под боком, как у них. Нет, на площади Рокоссовского это не повторится: там на сквере не будет этих хворостинок!

Тяжело ступая, она прошла к столу, искоса взглянув на часы: через десять минут начнётся приём посетителей, а ещё надо вернуть в финансовый отдел смету и объяснить исправления в ней. Под бумагами она нашла кнопку и позвонила. Садясь в кресло, почувствовала в ногах какую-то неохоту, мягкость. «Нет, всё же не выспалась!» - подумала она и позавидовала Кате, прикорнувшей сейчас на дермантиновом диванчике машины.

* * *

Приём посетителей был до четырёх часов, но обычно затягивался: Локшиной неудобно было не принять человека, если он приехал в район нарочно для этого.

Отпустив последних - двух девушек из Великатова: звеньевую и учительницу, которые пришли хлопотать о вечерней школе для сельской молодёжи, - Елизавета Анисимовна решила, что поедет обедать, начала уже собирать бумаги, запирать ящики стола, как в комнату вошёл высокий худощавый человек в белых брюках и с толстой тростью в руках. Медленно подойдя к столу, он усталыми, но внимательными глазами посмотрел на Локшину и сказал:

- Параскевин. Будем знакомы...

Она на мгновение смутилась: «Почему он здесь? Что случилось? Встретил ли его Гриша?.. Андрей... Андрей, а как отчество?» Но тотчас улыбнулась, показала на кресло, и, пока Параскевин усаживался, она не спеша выдвинула верхний ящик стола, где (сейчас вот складывала) сверху лежал листок с извещением о приезде профессора Параскевина, и заглянула в него.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.