Что значит жить талантливо

– ...Несколько лет назад я помогал Льву Васильевичу Фирсову «пробивать» книгу «Этюды радиоуглеродной хронологии Херсонеса Таврического» в Сибирском отделении издательства «Наука». Между двумя основными раздела ми в ней удалось опубликовать большую поэму «Херсонес – Корсунь – Херсон» – размышления автора над историей конфликтов разных времен. Под одной обложкой собрались большая наука и поэзия.

Автор выстроил в строгий ряд все важнейшие события в истории города, который осаждали многие. И в том числе Владимир Красно Солнышко.

Первая версия осады Владимиром города и последствий этой осады изложена в «Повести временных лет», относящейся к XII веку. Но потом ее столько раз и так сильно подправляли, что, в конце концов, раздались возгласы, что-де автор «Повести» исказил историческую правду и вообще он чуть ли не плагиатор. Литературно и идейно обработанная версия пробовала представить чуть ли не единственным мотивом похода Владимира на Корсунь желание князя обратить Русь в христианство. Как же иначе писать о князе, причисленном к лику святых?

Но Фирсов, не один отпуск потративший на развалины Херсонеса, обнаружил в «слое киевской осады» лишь следы пепелища. Сжег Владимир греческий город, а все остальное – монархическая липа. «Нельзя отрицать, – писал он в своей интереснейшей книге, – что Владимир был дипломатом, но был он еще и деспот и завоеватель с привычками к крови, грабежам и разгромам».

И что б ему просто написать: «Обнаружены угли, относящиеся к периоду между 900 и 950 годами»! Но как раз нежелание оставаться «в рамках» увлекло его археологией, поэзией, живописью, позволило достичь неожиданных результатов. Даже в количественном отношении эти результаты внушают почтение – все-таки больше 250 серьезнейших научных трудов.

Если взглянуть на геологическую карту страны, то к северо-востоку от Лены будет видно большое число красных пятен, обозначающих выход на поверхность земли гранитоидов. А проявления золота и олова – основных для северо-востока минералов – и связаны в основном с гранитами.

Но какие из пятен перспективны для поиска, а какие нет?

Тут нужно или влезать в детальную минералогию горных массивов, или заниматься определением их абсолютного возраста.

Лев отправился сразу обоими путями. Он выделил разновозрастные генерации гранитов и установил, какие из них рудоносны, а какие нет. В пределах одной рудоносной генерации уже проще вникать в минералогические тонкости.

Исследования, выполненные Фирсовым, имели большое значение для поиска месторождений коренного или жильного золота. Со времен Билибина, отправившегося на поиски жильного золота, но везде натыкавшегося в основном на россыпи, эта проблема была одной из самых серьезных в геологии.

Все шестнадцать лет нашей с Фирсовым совместной работы – это годы моего почтительного удивления перед обширнейшими познаниями и поразительной практической квалификацией этого человека.

В начале шестидесятых годов, когда институты Сибирского отделения понемногу расселились в собственные корпуса, мы заметили нелады в деятельности нашей лаборатории геохронологии. Постепенно мы убедились, что верить данным, выходящим из лаборатории, нельзя. А это значит, что мы не можем правильно подходить к оценке рудных массивов в разных концах Сибири.

Между тем было известно, что в Магадане кускам каменной глыбы, рассылаемым из Москвы, ставятся очень точные «диагнозы». Про Льва Фирсова мы тогда знали мало, но высоко ценили его работы, регулярно появлявшиеся в научной периодике... Пока еще толком ничего не решив, мы послали Фирсову письмо с просьбой, чтобы по дороге на юг, где все свои отпуска он посвящал раскопкам Херсонеса, остановиться в Новосибирске.

Он прислал телеграмму, что встретиться согласен. И в июле шестьдесят четвертого года у меня собрались академики Б. С. Соколов, Ю. А. Кузнецов и прилетевший из Магадана Фирсов. Он делился своими планами на отпуск, рассказывал, что за два месяца едва ли раз успевает искупаться в море, увлекаясь археологией Крыма от четвертого до четырнадцатого веков – от скифо-сарматского до генуэзского периода. Ему и здесь сопутствовала удача, он уже выиграл несколько сражений относительно подлинности дат некоторых событий, имеет публикации по археологии.

Лев Васильевич вез с собой небольшой альбом художественных набросков, и его работы произвели на меня большое впечатление. Он увидел в моей библиотеке много сборников стихов. И как-то сам собой завязался разговор о поэзии. Фирсов обнаружил великолепную осведомленность о всех последних новинках, блестящее чувство слова. И я, тогда еще не зная его стихов, вдруг подумал: «Любопытно бы почитать его собственные вещи!..»

Академики проводили гостя, пожелав ему хорошо провести отпуск. А когда самолет поднялся в воздух, я сказал коллегам: «Надо его брать к нам. Мыслит человек очень интересно. А с качеством его мышления мы знакомы...»

Меня поддержали, и появилась служебная записка на имя академика Трофимука, в качестве первого заместителя председателя СО АН СССР руководящего деятельностью периферийных институтов отделения. В ней мы писали, что Фирсов крайне необходим в Новосибирске, что в Магадане он вырастил себе хорошую замену, а потому мы не разорим магаданского института.

Зимой шестьдесят четвертого года Лев прилетел в Новосибирск, и потянулись шестнадцать лет прекрасной работы. Выяснилось, что он может все – от глубоких расчетов до монтажных работ. И все это на фоне широчайшей эрудиции.

Сначала он наладил калий-аргоновую «диагностику» горных пород. И к нам в институт стали посылать образцы минералов для определения их возраста. К ответам, направляемым адресатам, Лев Васильевич всегда прибавлял комментарий о степени достоверности полученных данных. Ведь изотопы радиоактивного аргона, выпадающие из калийсодержащих руд, при высокой температуре выгоняются из минерала, и руды часто оказываются «омоложенными».

Забота о достоверности данных привела к тому, что Фирсов занялся более точными радиоуглеродным, рубидиево-стронциевым и изотопно-свинцовым методами определения возраста геологических формаций. А это каждый раз новый поход в дебри физики, точной механики и других очень далеко отстоящих от геологии областей знания. Он рассчитывал, чертил, паял, монтировал... Казалось, он умеет все.