Если бы о характере целого класса можно было говорить как о характере одного человека, мы бы сказали, что этот девятый «А» - очень добродушный и жизнерадостный класс. Он немножко мечтатель, немножко фантазер, легко увлекающийся и почти так же легко остывающий. Но все это видно только после третьей, четвертой, пятой встречи. А на первый взгляд эти девятиклассники - просто-напросто очень милый и симпатичный народ. Когда сидишь у них на уроках или разговариваешь с ними, приходит в голову, что неплохо было бы самому превратиться в девятиклассника и учиться в 545-й школе, в этом самом девятом «А». Вместе с классом проектировать всякие возможные и невозможные походы и пробеги; ходить по праздникам в театры; получить какую-нибудь роль в классном спектакле; завидовать «Архимедусу» - Сергею Яблонскому, который давно уже обогнал класс по математике и подбирается к программе 10-го класса; участвовать в немного бестолковых оборах за город, в гости к Люсе Карцевой... Но стать девятиклассником невозможно, можно только писать о них. Ну, что ж, и это не плохо в конце концов.

Обычно старшеклассники да, собственно, и ребята помладше, очень много говорят о дружбе. Многие школы и классы устраивают диспуты на тему «что есть дружба». Кажется, стоит провести такой диспут, как моментально сами собой улягутся все споры и раздоры, враги обнимут друг друга, друзья забудут свои размолвки, и даже в самом сварливом классе воцарятся тишина и мир на веки - вечные.

Но случается и так: школьники, в течение многих часов выяснявшие во всех деталях, как надо дружить и как дружить не надо, на следующий же день накрепко ссорятся из-за чистейшего пустяка. Это напоминает слова Ильфа о людях, которые пишут плакаты о борьбе за чистоту, вместо того чтобы подметать. Так вот иные диспуты напоминают такой плакат в неподметенной комнате. Это, разумеется, говорится не по поводу диспутов вообще. Но не слишком ли много у нас рассуждают о дружбе, вместо того чтобы дружить, не мудрствуя лукаво?

В девятом «А», кажется, и диспутов-то о дружбе не было, а дружат. И хорошо дружат. Все вместе и в отдельности, по группам. Все вместе ходят по воскресеньям в клуб Московского университета слушать лекции по литературе (класс купил коллективный абонемент). Все вместе отправляются за город на прогулку или на лыжную вылазку. Все вместе, общими усилиями добыли классу почетную грамоту за хорошую учебу и заняли первое место в школе (кстати сказать, они бесславно потеряли его потому, что «все вместе» решили, что класс сделал свое дело, класс может отдохнуть).

... Класс фантазирует. Фантазии рождаются и умирают. Самая стойкая из них родилась в начале года: класс решил не расставаться на лето, отправиться отдыхать всем вместе на озеро Селигер.

Пока что решается вопрос о средствах. Есть несколько предложений: завести общую сберкнижку и вносить туда кто сколько может; подыскать какую-нибудь работу и собственным трудом заработать нужную сумму; поставить платный спектакль. Вопрос еще не решен, но класс фантазирует. В проекте фантазия выглядит так: класс в полном составе, с рюкзаками за плечами, отправляется в путь, держа курс на северо-запад, и разбивает свой лагерь на высоком берегу озера Селигер. Жить, конечно, в палатках, варить пищу, конечно, на кострах, питаться преимущественно рыбой, изловленной собственными руками, при помощи собственноручно сделанных удочек, передвигаться только пешком и вплавь.

И вот она, эта жизнь: горят вечерние костры, кипит уха в котелках, потрескивает картошка в горячей золе, внизу плещется темное озеро, двадцать семь краснокожих, мускулистых, совершенно неузнаваемых девятиклассников подбрасывают сучья в огонь...

Чуден Селигер при тихой погоде! А если гроза? Прекрасно, тогда девочки забираются в палатки (девочки протестуют!), а мальчики срочно убирают с территории лагеря все, что надо убрать, покрепче вколачивают колья, чтобы ветер не унес легких палаток, назначают часовых. Или, наоборот, мальчики забираются в палатки (мальчики протестуют!), а девочки срочно убирают все с территории лагеря, вколачивают колья...

Но это, в конце концов, детали. Главное, полная самостоятельность. Там все будет делаться своими руками. А каковы они, эти руки, много ли они умеют?

Так начался разговор об умелых руках.

Что умеет девятый «А»? Стали вспоминать. Вспомнили, что Герман Булгаков, когда у него была больна мать, готовил обеды для всего семейства: борщ, супы, котлеты, компоты и еще какое-то непонятное сладкое из белков, сахара и изюма. Что Игорь Алявдин корчевал пни на загородном участке. Что Вера Сурова помогала матери выполнить срочный заказ - сшить несколько десятков трусиков для детского сада. Что Лена Мартынова сама скроила и сшила себе кофточку, а многие девочки умеют вышивать... Значит, все в порядке? Класс может отправляться в дальнюю дорогу?

Стали еще вспоминать. Вспомнили, что если зайти пораньше к Юре Б., можно увидеть, как мама или сестра застилает его кровать. Что в классе есть такие, которым все подносится в готовом виде: обед сварен, белье выстирано, чулки заштопаны, пол вымыт. А они, здоровые и сильные люди, считают это в порядке вещей. Что хотя Лена Мартынова и сшила себе кофточку, но большинство класса ни разу в жизни не надевало вещей, которые были бы сшиты их собственными руками. Что в классе есть ребята, для которых самые сложные блюда (не из тех, которые приходилось есть, а из тех, которые приходилось готовить) - это картошка в мундире и яичница...

Неглупые, развитые люди, которые разбираются в сложных проблемах математики, глубоко вникают в исторические процессы, не умеют делать самых простых, необходимых вещей. Руки отстают от головы.

Отчего это происходит? Нет ли здесь пренебрежения к простому, физическому труду?

И тут был рассказан такой грустный, хотя отчасти и смешной, случай с одним из школьников. Этот молодой человек довольно хорошо учится, недурно играет на рояле, увлекается спортом, но он не любит одного простого и несложного дела: он не любит ходить за керосином. Не то, что ему трудно: просто это ему кажется как-то несовместимым со званием человека, кончающего среднюю школу. Но иногда случается так, что кроме него идти за керосином некому. И он волей-неволей идет. Но идет каким-то странным путем: вместо того чтобы просто перейти дорогу, он проходит через двор, сворачивает в какой-то переулочек, подлезает в подворотню и через проходной двор выходит к нефти-лавке. Это в два или в три раза дольше, но он не жалеет времени: дело в том, что если бы он шел прямым путем, его могли бы видеть одновременно две школы, а так его никто не встречает. Вот что заставляет молодого человека совершать такое длинное и неудобное путешествие. Между прочим, ему как-то не повезло: вылезая из подворотни с бидоном керосина, он столкнулся с девушкой, которую он меньше всего на свете хотел бы встретить в то время...

Но это уже материал для юмористического рассказа. Нас тут интересует другое: почему юноша так стыдится простого труда? Вряд ли товарищи стали бы его презирать, увидя с бидоном.

Скорее - другое: он сам презирает простую, «неизящную» работу. С теннисной ракеткой в руке он ходит очень охотно (хотя в теннис и не играет, ракетка для него - скорее принадлежность туалета). Но с бидоном керосина - ни за что, хотя он ест и пьет все, сваренное на керосинке.

Многие из девятого «А» только платонически любят труд. Они признают его необходимость. Они говорят: «Действительно, необходимо уметь трудиться: это нам понадобится, когда начнется настоящая жизнь, когда мы станем самостоятельными. Этого потребует армия». Хотелось бы внести поправку в это правильное рассуждение - перевести все из будущего времени в настоящее. Не нужно считать себя слишком долго детьми. Зачем ждать, когда начнется жизнь? Она уже началась, и она сегодня требует от вас самостоятельности и в малом и в большом. Надо уважать труд не отвлеченно, а самому уметь трудиться. И не только застелить постель и сварить картошку, сходить за керосином - это, в конце концов, умеют все, - но уметь делать и более сложные вещи: запаять кастрюлю, сделать полку, провести электрический звонок, починить радиоприемник, привести в порядок шатающийся стол, сколотить табуретку... Быть хозяином вещей, которые тебя окружают. По этому поводу был рассказан такой случай из жизни девятого «А».

Класс ставил «Бориса Годунова». Как известно, в XVI веке в царских хоромах на венских стульях не сидели. Но в школе не нашлось ничего более подходящего. И Борису Годунову (он же Герман Булгаков) пришла в голову блестящая мысль. Он раздобыл пилу, заперся в пустом классе и через некоторое время явился с неким подобием табуретки. В ней нетрудно было угадать бывший стул, у которого отпилили спинку. «Борис, Борис, все пред тобой трепещет», - но тут пришлось затрепетать самому Борису: история этой табуретки дошла до директора. Класс безмолвствовал, но Герману досталось.

Не умеют столярничать в девятом «А». Могут сказать, что сколотить табуретку - это, мол, целая наука. Хорошо, согласны. Но ведь многие из «их и более простых вещей делать не умеют. Кроме того, эта наука вполне поддается изучению. А то живет такой неумелый человек на свете, вколотить гвоздь в стенку толком не умеет и считает, что так оно и должно быть.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.