Чижик с пулеметом

Чижик досадливо дернул бородкой и пожал плечами: - Разве я знаю больше того, что уже сказал? Может, истреблю всех этих золотопогонных филистимлян, а может, погибну и сам, как когда - то Самсон.

Лейба больше не возражал.

- И пусть, - внушительно поднял Чижик указательный палец, - никто, кроме меня и вас, Лейба, не знает, что мы купили пулемет. Ну, давайте же сюда вашу руку?

Вечером, разрезая на ужин соленые помидоры, Нехама спросила в упор:

- Ну, что? Ты уже согласен войти в компанию с Чижиком? Захваченный врасплох, Лейба робко поднял глаза на красное лицо жены и, по привычке всегда говорить ей правду, начал:

- Он хочет купить...

Но вдруг спохватился и закончил неожиданно для самого себя:

- ... Балковский амбар. Нехама всплеснула руками:

- Я всегда говорила, что у него хорошая голова. И есть порядочные деньги. Во - время покупаете. Вот - вот придут белые, и тогда еврей, у кого есть хорошенькая собственность, не пропадет... Но у кого же вы думаете купить? Ведь Пашку Балкона еще в прошлом году расстреляли за фигель - мигели с деникинцами.

Лейба молча запихивал себе в рот огромные куски помидора, жалея, что не проглотил две минуты тому назад вместе с ними собственный язык.

На другой же день эта новость стала достоянием всего рынка. Все с почтением расступались перед Чижиком, когда он, по обыкновению, толкался среди людей, и значительно покачивали головами, глядя на его узкую сутулую спину.

- Вот вам и часовщик. Вы думаете, что чинить часы такое уж пустое дело?

- А с ним в компании этот... Портной Ривкин... Да - да... мне сама его жена говорила..... И знаете, я недаром всегда требую, чтобы материю раскраивали при мне. Вон сколько остается «на ножницы» у этих портняжек, если они могут чуть не каждую неделю покупать себе целые каменные дома...

Из величайшего почтения к восходящим коммерческим светилам, никто не постарался узнать, для чего же собственно им нужен этот заброшенный амбар.

Не поразило население городка и то, что из окна часового мастера исчезла его главная драгоценность - корабельные часы. Приезжавшие на рынок хохлы утверждали, что часы купил Хома Рудый из Малых Копаней, что теперь звон этих часов заставляет, на горе хозяйкам, срываться с гнезд всех хуторских квочек, а собаки так воют, так воют, что аж волосы шевелятся под шапкой.

НАКОНЕЦ настал день, когда все стало ясно без газет, без яростной ругани виноградаря Дуденко и перекрестной трескотни рыночных торговок... Все утро от самого рассвета около совдепа и других учреждений стояли тачанки и широкие укладистые можары. К ним и от них, то - и - дело, бегали запыхавшиеся люди в гимнастерках и спешно укладывали какие - то ящики, узлы и просто свертки, натуго перетянутые тонкой бечевкой.

Потом тачанки и можары со скрипом двинулись в степь. Городок притаился и замер.

Несмотря на то, что солнце уже поднялось на пол - горы, песчаные улицы не покидала тишина. В окнах глинобитных домишек не открывались внутренние ставни. Не скрипели валы глубоких колодцев, не путались под ногами на улице поросята и куры, и только собаки завели, как ночью, настороженный неторопливый лай.

Опанас, оставляя за собой узенькую струю табачного дыма, неторопливо прошагал на рынок, степенно обошел пустые лотки и наглухо запертые лавки, и только собирался - было сходить за колотушкой, как вдруг за Конкой что - то ухнуло, раскатилось, над головой Опанаса с воем пронеслась «яко - то лика», и тотчас же в лесу за городом поднялся бурый столб дыма и громыхнуло так, что у Опанаса потемнело в глазах. Воска с визгом кинулся ему под ноги, а сам дед «перевернувси», по его собственному выражению, «як малый горобчик», встал на четвереньки и пополз под какой - то ларь.

А Фроим Исакыч с Лейбой при первом же выстреле бросились на чердак амбара. Чижик, не жалея своих полотняных панталон, встал на колени, из - под груды щепок и комьев глиняной засыпи быстро вырыл пулемет, обдул и стал торопливо налаживать. Лейба всеми силами старался помочь приятелю, но так бестолково совался и путался руками, что Чижик сказал тихо: