Чемпионы с протянутой рукой

— Скажешь тоже. Это же «Европа», а не первенство жэка... Кем меня было менять?

Сейчас, когда дела его совсем плохи, Петровича нашли кем заменить — большой спорт не терпит пустоты. А вот что будет с ним самим, напоминающим после этих 15 лет игры на высшем уровне выжатый лимон — давайте называть вещи своими именами, — сегодня интересует немногих.

Его собственное мнение по этому поводу вы уже слышали. Частное мнение выразил майор политотдела армейского клуба, случайно услышавший обрывки моего разговора с коллегой-журналистом на трибуне универсального спортивного зала ЦСКА. Он очень оскорбился за родной клуб, сказал, что армейское руководство в беде еще никого не бросало и надо писать о том, какая проникновенная атмосфера доброжелательности сейчас в клубе, а не стремиться делать себе имя на «жареных» темах.

Майор тогда очень разволновался — обиделся и быстро ушел. Мне не хотелось тогда драматизировать ситуацию и напоминать ему о том, что, скажем, экс-великий хоккеист Альметов много лет роет могилы на Ваганьковском кладбище, это в пяти трамвайных остановках от здания ЦСКА, и что-то никто из коллег ни разу не наведался к бывшему же офицеру. Ладно, будем считать, что у политотдела и без того хватает дел. Но вспоминается еще одна спортивная судьба...

Лет десять назад все наши газеты дружно перепечатывали заметки, где рассказывалось о бедствиях на склоне лет знаменитого английского футболиста Томми Лаутона. Разорившись и распродав все свое имущество, включая спортивные призы, он всем кругом был должен и одной ногой стоял уже за порогом долговой тюрьмы.

Спортивная общественность Великобритании спасла складчиной своего кумира и гордость нации прошлых лет. но ненадолго: заняв спустя некоторое время у кого-то 10 фунтов, бывший неудержимый бомбардир оказался не в состоянии вернуть эту смехотворно малую сумму, и тучи над его головой вновь сгустились. Вспоминался и матч «Арсенала» против московского «Динамо» в 1945 году, когда Лаутону дважды удалось поразить ворота Хомича. Второй мяч он вообще-то провел, предварительно ударив нашего вратаря локтем в солнечное сплетение, но за давностью лет и из сострадания к положению Лаутона тот бесчестный прием ему прощался. Мы все сочувствовали Лаутону, попутно негодуя на бездушие чиновников, занимающихся в Англии пенсионным обеспечением своих сограждан. Произносились, помню, даже призывы создать у нас специальный фонд «помощи Томми Лаутону».

Мне не удалось найти в Киева Анатолия Поливоду, которому наши отечественные чиновники определили после его ухода с институтской кафедры из-за участившихся радикулитных осложнений и прогрессирующей слепоты пенсию в размере 36 рублей. И все ли, он распродал призы, я не знаю. Только я видел его письмо, в котором он просил одного из своих бывших партнеров достать ему пару кроссовок 48-го размера: «Вся обувь совершенно развалилась, а их я берег бы долго — кто знает, сколько мне еще осталось ходить»... И разговаривал с соседкой, которая сказала, что Анатолий стал похож на больного человека, медленно умирающего. Во всех же спортивных справочниках он продолжает значиться как олимпийский чемпион и преподаватель института — всем это очень удобно...

Травмы у спортсменов бывают не только физические. Когда Александр Сизоненко. самый высокий наш баскетболист последнего тридцатилетия — 238, из-за травм колена и голеностопа четыре года назад расстался с баскетболом, он еще держался — оставалось другое дело жизни, учеба в Куйбышевском плановом институте. Но болезни не отступали с окончанием спортивной карьеры, они продолжали преследовать и оставившего площадку Сизоненко. И в 1986 году одновременно с дипломом о высшем образовании он получил и книжку инвалида второй группы.

Тут-то Сизоненко и понял, что такое спортсмен, если он никому не нужен Мыкания его с устройством на работу закончились тем, что от него откупились ежемесячной суммой, кажущейся Поливоде, может быть, пределом мечтаний — 63 рубля 50 копеек, не объяснив, правда, при этом, как прожить на такую пенсию человеку великанских габаритов. В 28 лет Александр оказался на обочине жизни и. не вспомни о нем центральная печать, мог уже вовсе пропасть. После настойчивой подсказки местное спортивное руководство вспомнило вдруг о нем с нескрываемым удивлением: как же это мы упустили из виду? Областной совет ВДСО профсоюзов даже расщедрился на заказ для бывшего центрового комплекта одежды. Подыскали вроде и работу. Но все перечеркнула брошенная кем-то в оправдательном запале фраза:

— Так что ж ему, такому здоровому, коробочки предлагать клеить.

И. щадя самолюбие Сизоненко. видимо, гордого и легкоранимого, — местному-то руководству лучше знать, — предложили пару лет поголодать.

Мы и сейчас-то, видя все и понимая, делаем еще нелепые вещи. Поднимали совсем недавно на щит Сабониса. а сейчас так же дружно «закапываем». Чем дольше Арвидас лечится, тем длиннее становится список грехов, припоминаемых ему из той, «звездной» жизни, уже и сплетни откровенные в ход пошли. Связанных львов, как говорится, лягать легче. Оправдывать Сабониса тоже незачем — ему в свое время говорили, что надо целенаправленно ахиллами заниматься, готовить их к будущему увеличению веса тела — не больно-то Саба кого слушал. Но и лет ему, вспомните, сколько было. Все вокруг кричали «давай», «давай», и он давал, пока не надорвался. Напомню историю о том, как его спасали.

Сабонис «порвался» в субботу. Сборная в подмосковном Новогорске готовилась к тому самому первенству континента в Греции. Взбудораженный суперфиналом с ЦСКА, ахилл не выдержал легкой тренировки. Получасовая автогонка — и Сабонис. сопровождаемый тренерами и врачами сборной, в приемном покое ЦИТО. Суббота — из хирургов в клинике только дежурный. Он запрашивает у руководства по телефону разрешение на операцию, а ему командуют отложить ее. Не на час, не на два — до понедельника, чтобы решить этот вопрос в рабочем, так сказать, порядке. Сам сломался, сам и потерпит. Это при том, что каждый начинающий медик знает: порванное сухожилие сокращается, «уходит» в обе стороны от места разрыва.

Сколько ни бились в глухую стену руководители и врачи сборной — все впустую.

А Сабонис лежал. Сначала до понедельника, до осмотра. Потом до вторника, до консилиума. Потом до решения этого консилиума — в Москве ли оперировать или, может, переправить больного в Литву, три дня уже как просят. Потом... Сабонис лег на операционный стол на шестой (!!!) день после разрыва, и для сращивания сухожилия ему пришлось надрезать бедро, чтобы пересадить оттуда волокна,

— Как ты все это выдержал. Арвидас? — спросил я у него недавно в Каунасе.

— Боль в ноге терпеть в общем-то можно было, если зубы покрепче сжать. Но вот что в те дни вокруг меня творилось... Представляешь, положили на койку, даже белье на ней не сменив. Потом обед принесли, грохнули поднос о тумбочку. Добрая такая старушка проворчала, что еще одного нахлебника на ее голову подкинули. Потом я на костылях, по стенке, добирался до туалета, который оказался запертым. Эмоции, впрочем, можешь списать на обостренную остроту моего восприятия после крушения надежд выступить на чемпионате Европы, а может, и не только на нем...

Но к беседе с врачом, когда тот наконец появился, я уже успокоился — свыкся, так сказать, с местными условиями. Он сказал, что мне могут сделать несколько вариантов операции — в каких-то нюансах типовые сращивания ахиллов, оказывается, отличаются между собой, Я оценил его предупредительность и просил остановиться на любом из вариантов, только быстрее бы — больно все-таки, да и человек, тот. на чьем месте я. как выяснилось, лежал, к тому времени вернулся — он домой ходил на пару дней. Тут уж доктор вспылил и отрезал, что раз не нравится, могу написать расписку и уходить хоть в Литву, если дойду до нее на костылях. Оперировали-то меня в итоге в Вильнюсе...

Прошло девять месяцев со дня операции, а Сабонис до сих пор ходит в ортопедическом ботинке.

Для сравнения: когда Сергея Бабенко после первенства Европы угораздило в турне по Австралии поскользнуться в разминочном зале и порвать себе ахилл. он уже спустя два часа — часа, не дня! — был прооперирован, И сейчас практически полностью вернулся в строй. Правда, беда на Зеленом континенте постигла его в будни — был четверг.