А Родионов прочитал заявление и спросил:

- Может, заберешь до завтра? Походишь, подышишь свежим воздухом и остынешь? - Он испытующе смотрел на Алешу.

А тот взвился:

- Нечего мне до завтра тянуть! Я все обдумал.

На другой день его вызвали на заседание партбюро. От предчувствия недоброго у него засосало под ложечкой. Начало не предвещало ничего хорошего. Родионов встретил его отчужденным взглядом. По выражению лица Закоры Алексей сразу почувствовал, что над ним сгустились тучи.

Поначалу он был настроен воинственно, все еще не допуская мысли, что Родионов удовлетворит его заявление. Где он возьмет другого такого мастера? А Родионов словно прочитал его мысли. У нас, говорил он, нет незаменимых людей. Мы воздаем Шпаку должное, ценим его за хорошую работу, но это не дает ему права на поблажки и зазнайство.

Алексей смотрел на начальника цеха помертвевшими глазами, не веря своим ушам. Что он говорит? Что говорит!

Каждое слово Родионова хлестало Шлака. А Закора словно воды в рот набрал. До чего же мучительным было это молчание Закоры! Лучше бы он отругал его.

Горько было слушать справедливые слова начальника цеха. Шпаку бы встать, сказать, что он не прав. А его как черт попутал. Не хватало духу признать ошибку, повел себя, будто ему море по колено. Закора наконец взял слово.

Да, конечно, тысячу раз был прав Закора, утверждая, что Алексей переоценил себя и задирает нос.

Все с волнением ждали, что скажет Шпак. Осознал ли он свою ошибку?

Осознал! Но одно дело осознать, другое - найти в себе силы сказать об этом товарищам. Язык не повернулся произнести: «Виноват, простите, дайте возможность исправиться». Это было выше сил. А потом пришлось дорогой ценой расплачиваться за свое малодушие. Приказ по цеху гласил: «Освободить, согласно поданному заявлению, А. В. Шпака от занимаемой должности». Вот и все!

Сколько он ни старался уговорить себя, что его решили припугнуть и завтра все станет на прежнее место, ему не становилось легче.

Трижды он перечитал приказ, строка за строкой. Пошел было из цеха, но вскоре возвратился. Какая-то сила вновь привела его к доске приказов. Что он наделал! Было невыносимо горько от сознания того, что все могло бы сложиться совершенно иначе. Ему только надо было найти в себе мужество признать свою неправоту.

Освободить! Что же теперь? На какую должность его назначат? Приказ на этот вопрос не отвечал. «Ну и хорошо. И не надо. Подумаешь! Мало ли в Днепропетровске других заводов? Лишь бы были голова и руки. А работы всюду много», - попробовал он себя утешить, сам понимая, что никуда ему не уйти из цеха, потому что здесь - второй дом, в котором его друзья, пусть суровые, требовательные, не дающие спуску, но друзья.

Теперь он клял себя за то, что не сумел с собой справиться, сказать товарищам: да, виноват, погорячился.

Это были минуты, когда человек смотрит самому себе в глаза, заглядывает в такие тайники души, в которые он никого не впускает. Он проглядел в себе что-то, что привело его к крушению.

Проснулся он на другой день рано-рано и долго стоял у окна, смотрел на людей, идущих работать. Как там в цехе ребята? Если бы кто знал, каково ему без них!

Шпак пошел на завод. Ему было давно известно, что у Родионова отходчивое сердце.

- Что же это получилось, Владимир Иванович? - Шпак постарался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.