Чайка русской сцены

В прославленном столичном театре Вере Федоровне на первых порах пришлось нелегко. «Хозяйкой сцены» была М.Савина, очень ревниво относившаяся к молодым соперницам, хорошую роль получить было трудно. К счастью, ее сразу поддержал главный режиссер театра, драматург Евтихий Карпов. Первый выход Комиссаржевской на сцену Александринского театра состоялся 4 апреля 1896 года. В пьесе Зудермана «Бой бабочек» она сыграла роль Рози. «Дебют прошел блистательно», - написала она своей подруге. Даже «сама Савина» советовала своим знакомым: «Пойдите, посмотрите эту актрису, это редкая актриса…» Кроме театроведов, на Веру Федоровну обратил свои взоры известный дипломат и историк Сергей Татищев и предложил ей руку и сердце. Но она решительно отказала своему поклоннику, заявив, что безвозвратно и бесповоротно принадлежит искусству и «чувству этому не изменю никогда ни ради кого и ни ради чего - разве сама в себе получу полное разочарование».

В начале октября 1896 года труппа приступила к репетициям только что написанной Чеховым пьесы «Чайка». По желанию Антона Павловича, на роль Нины Заречной была поставлена Савина. Однако, ознакомившись с ролью, она отказалась от нее. И тогда Карпов передал роль Комиссаржевской. К сожалению, с самого начала все пошло как-то не так. Актриса театра Мария Читау, исполнявшая роль Маши, вспоминала: «За кулисами заранее уже говорили, что “Чайка” написана «совсем, совсем в новых тонах», это будущих исполнителей пугало. Может быть, я ошибаюсь, и дело не в тексте и не в режиссерах, а в нашем плохом исполнении этой пьесы» .Сам Антон Павлович, посещая репетиции, также почувствовал что-то недоброе. Он писал своей сестре, что все кругом фальшиво, что настроение у него неважное, а спектакль «пройдет хмуро». Новые драматургические приёмы автора, да и сам смысл пьесы, артисты не поняли. Ко всему прочему, произошла досадная путаница: на день премьеры был назначен бенефис известной артистки Левкеевой, и публика пришла смотреть забавную комедию с ее участием. На протяжении всего первого акта зрители ожидали увидеть на сцене комическую актрису. Замешательство в зале все больше возрастало: зрители поняли , что Левкеева на сцене не появится, что перед ними разворачивается какая-то «странная» комедия. В зале громко шептались, возмущались, даже свистели, а иногда раздавался нервный хохот.

Актеры были ошеломлены, а Комиссаржевская едва сдерживала слезы. Такого грандиозного провала никто не ожидал. Чехов был так расстроен, что, не досмотрев спектакль до конца, ушел из зала, и сгоряча заявил: «Если я проживу еще семьсот лет, то и тогда не дам на театр ни одной пьесы. Будет! В этой области мне неудача». О повторной постановке «Чайки» Антон Павлович даже слушать не хотел. Однако в дело решительно вмешался Немирович-Данченко. Владимир Иванович доказывал Чехову, что «Чайка» - единственная современная пьеса, захватывающая его как режиссера», и буквально умолял Чехова разрешить ему показать ее в Москве. После долгих уговоров Антон Павлович дал добро. Гениальная пьеса требовала гениального сценического воплощения. Это и произошло17 декабря 1898 года, когда «Чайка» была поставлена на сцене МХТ Станиславским и Немировичем-Данченко. Московская премьера прошла с небывалым успехом. Станиславский, который исполнял роль Тригорина, рассказывал: «Как мы играли - не помню. Первый акт кончился при гробовом молчании зрительного зала. Одна из артисток упала в обморок, я сам едва держался на ногах от отчаяния. Но вдруг, после долгой паузы, в публике поднялся рёв, треск, бешеные аплодисменты. Занавес пошёл... раздвинулся... опять задвинулся, а мы стояли как обалделые. Потом снова рев... и снова занавес... Мы все стояли неподвижно, не соображая, что нам надо раскланиваться. Наконец мы почувствовали успех и, неимоверно взволнованные, стали обнимать друг друга, как обнимаются в пасхальную ночь». Чехов в это время был на даче в Малаховке, и Вера Фёдоровна немедленно сообщила ему эту радостную весть: «Сейчас вернулась из театра. Антон Павлович, голубчик, наша взяла! Успех полный, единодушный, какой должен был быть и не мог не быть! Как мне хочется сейчас Вас видеть, а еще больше хочется, чтобы Вы были здесь, слышали единодушный крик: «Автора!» Ваша, нет, наша «Чайка», потому что я срослась с ней душой навек».

С тех пор силуэт чайки по эскизу Ф.Шехтеля стал эмблемой МХТ. С Антоном Павловичем у Веры Федоровны сложились теплые, дружеские отношения, которые продолжались до самой смерти писателя. «Никто так верно, так правдиво, так глубоко не понимал меня, как Вера Федоровна», - говорил писатель. Актриса была очарована Чеховым. Однако Антон Павлович, со свойственным ему тактом, вел себя таким образом, чтобы эти отношения не переросли в нечто большее.

Комиссаржевская прослужила в Александринке шесть лет. Здесь она сыграла много ролей, которые прославили ее на всю Россию. Театральные критики видели в ней не просто актрису, а «особое движение в искусстве». Под руководством режиссера Карпова она исполнила роли Ларисы в «Бесприданнице», Маргариты в «Фаусте» и Нины Заречной в «Чайке». Блестяще сыгранная роль Нины Заречной стала для Веры Фёдоровны Комиссаржевской звездной. Пресса назвала актрису «Чайкой русской сцены».

Между тем в стенах театра у Веры Федоровны складывалась не только творческая, но и личная жизнь: у нее с Карповым завязался, можно сказать, служебный роман. Однако он был настолько кратким, что биографы актрисы иногда позволяют себе даже не упоминать о нем. Но вот в 1898 году в театре появился молодой актер Николай Ходотов. Он играл с Комиссаржевской во многих спектаклях, а летом 1900 года они вместе совершили гастрольную поездку по южным городам. Своим жизненным оптимизмом и талантливой игрой Ходотов покорил актрису. Несмотря на то, что он был моложе ее на 14 лет, между ними начался бурный роман. Комиссаржевская стала не только его возлюбленной, но и наставницей. Она стремилась уберечь молодого актера от бездумной траты времени на веселые развлечения, отвратить от богемы, которая губит талант, и писала ему: «Надо научиться ломать себя, приносить жертвы трудные, но тихие, тем более трудные, что за них нельзя ждать награды, они даже могут быть не оценены». То, чего ждала и хотела Вера Фёдоровна от своего друга, пришло к нему, но гораздо позже. «Она обогатила мир моих восприятий новым светом и новым внутренним содержанием, - признавал Ходотов. - Я стал глубже, тоньше рисовать человеческую жизнь на сцене».

К сожалению, в Александринcком театре Комиссаржевской приходилось играть не только в серьезных спектаклях, но и в бездарных второразрядных пьесках. Актриса жаловалась Чехову: «Я играю без конца, играю вещи, очень мало говорящие уму и почти ничего душе, последняя сжимается, сохнет, и если и был там какой-нибудь родничок, то он скоро иссякнет». Тем не менее, любую роль она не просто играла, она жила в ней. Но за это приходилось, в буквальном смысле, расплачиваться своим здоровьем. Были случаи, когда, после закрытия занавеса, Веру Федоровну, как подстреленную чайку, бледную, едва стоявшую на ногах, уносили в ее уборную.

Посчитав, что дальнейшая работа в этом театре потеряла смысл, весной 1902 года Комиссаржевская покинула Александринку, приняв фантастическое решение создать свой собственный театр и воплотить в нем задуманные ею идеи. Она хотела, чтобы Николай был с ней, однако тот решил не расставаться с престижным Императорским театром, где, благодаря Комиссаржевской, стал, как метко заметил писатель С.Скиталец, «артистом благородной марки». И тогда Вера Федоровна написала ему: «Мне не надо ничего говорить Вам. Вы уже без слов знаете, что я ушла от Вас. Нет, вряд ли я смогу полюбить кого-либо еще - слишком многое отдала я Вам и чувствую, что это было последнее трепетанье того уголка моей души, которому суждено было любить».

Простившись с Александринкой, она до 1904 года гастролировала в провинции, собирая средства на создание будущего театра. Эта маленькая, хрупкая, но решительная женщина, взяв на себя тяжкую ношу, проявила удивительную энергию, твердость характера и неутомимую работоспособность. Надо было подобрать режиссеров и артистов, найти подходящее театральное помещение. В конце 1903 года оно было найдено на Невском проспекте в петровском Пассаже. Но еще в течение полугода решались всевозможные организационные и финансовые вопросы. В качестве режиссеров были приглашены Н.Арбатов и Н. Попов, который во многом помогал Вере Федоровне в создании театра.

Наконец 15сентября 1904 года Комиссаржевская пьесой Максима Горького «Дачники» открыла собственный Драматический театр. У многих зрителей постановка вызвала недовольство. Газеты писали: «Публика получила от писателя пощечину и очень этим обиделась». Хозяйку театра это нисколько не смутило, и вслед за «Дачниками была поставлена другая пьеса Горького «Дети солнца». Затем последовали пьесы «Богатый человек», «№13», «Красный цветок» и другие. Но самой удачной работой театра стал «Кукольный дом» Ибсена, в котором актриса блестяще сыграла Нору.

Но, тем не менее, работу театра нельзя было назвать удачной. Режиссеры не смогли отойти от классических традиций МХТ, а единый актерский коллектив не сложился. Спектакли шли с убытками, дефицит покрывался гастрольными поездками. Нужны были режиссеры и актеры нового типа. Вера Федоровна принимала решительные и бескомпромиссные меры по спасению театра. 9 ноября 1906 года она письменно сообщила Арбатову, что «он в театре более не служит по причине диаметральной противоположности художественных взглядов». Еще ранее был уволен Попов, которому она заявила о «полном нежелании встретиться с Вами когда-либо». На должность режиссера Комиссаржевская пригласила В.Э.Мейерхольда, зарекомендовавшего себя режиссер-новатор в работе со Станиславским. Сезон 1906-1907 годов стал для театра временем кардинальных перемен. Театр переехал в новое помещение на Офицерской улице. Всеволод Эмильевич привел в театр группу молодых актеров и начал осуществлять задуманные им эксперименты в области символистского театра. Вера Федоровна, сама страстно мечтавшая освободиться от устаревших театральных канонов, поверила в Мейерхольда. «Вы посмотрите, это совсем, совсем новый человек!» - убеждала она сомневающихся. За один сезон Мейерхольд выпустил 13 спектаклей. Он любил делать все по-своему. Известные пьесы мог видоизменить до такой степени, что от них почти ничего не оставалось из того, что было задумано автором. Поначалу Вера Федоровна не возражала против таких новаций. Но вскоре смелые эксперименты Мейерхольда стали ее раздражать. Она начала сомневаться в правильности выбранного пути. Журнал «Театр и искусство» писал: «Г-н Мейерхольд довел театр г-жи Комиссаржевской в буквальном смысле до степени «Балаганчика», где актеры превратились в говорящих кукол и где на наших глазах гибнет своеобычное, задушевное дарование г-жи Комиссаржевской». Союз Мейерхольда с Комиссаржевской оказался непрочным и завершился резким разрывом. Она признавалась: «Мейерхольд создал в театре атмосферу, в которой я задыхаюсь все это время и больше не могу». Кроме того, содержание театра вновь стало убыточным.

После ухода Мейерхольда руководство театром перешло к сводному брату Веры Федоровны Федору Ф. Комиссаржевскому, который до этого заведовал постановочной частью. Однако вопросы формирования труппы оставались в ее ведении.

В январе-апреле 1908 года театр гастролировал в Америке. С материальной точки зрения поездка себя не оправдала, однако американские журналисты назвали Комиссаржевскую одной из величайших актрис мира. В сентябре того же года театральная Россия отмечала 15-тилетний юбилей сценической деятельности актрисы. Одно из бесчисленных поздравлений гласило: «Ваша славная решимость бороться до конца даёт нам силы твердо идти по следу Вашей тоски о новом прекрасном искусстве». Однако ни желания, ни сил, чтобы дальше «тянуть» театр, у Веры Федоровны, очевидно, уже не было. «Театр в той форме, в какой он существует сейчас, - писала она в ноябре 1909 года, - перестал мне казаться нужным, и путь, которым я шла в искании новых форм, перестал казаться мне верным». Сезон 1908/1909 года стал последним сезоном театра. В эти тяжелые дни у Веры Федоровны неожиданно, как яркая вспышка, случился роман с известным поэтом-символистом и опасным покорителем женских сердец Валерием Брюсовым, приглашенным в театр вслед за Мейерхольдом. Но надежд ее поэт не оправдал, да и вспышка, как и положено всякой вспышке, быстро угасла…

И все же никакие испытания не сломили ее волю. «Цель еще впереди, - заявила Комиссаржевская, задумав совершить еще один крутой поворот в своей жизни. Своими мыслями Комиссаржевская поделилась с сестрой Ольгой: «Я открываю школу. Это будет место, где люди, молодые души, будут учиться понимать и любить истинно прекрасное. Это такая огромная задача, и я решаюсь взять ее на себя только потому, что всем существом чувствую, что это моя настоящая миссия в жизни». Она мечтала, что ученики школы кроме пластики, постановки голоса, дикции будут изучать психологию, историю театра, живопись, драматургию, теорию музыки и даже основы анатомии, желая, чтобы артист был не ремесленником, а творцом, художником, готовым отдать свою жизнь служению прекрасному. Но, прежде чем приступить к воплощению своей мечты, Вера Федоровна с группой артистов отправилась в дальние гастроли, которые стали последними в ее жизни. В конце января 1910 года труппа прибыла в Ташкент, и тут произошла трагедия: в течение двух-трех дней, стали заболевать актеры, как стало понятно, еще в Самарканде заразившиеся черной оспой. Вера Федоровна помогала ухаживать за больными. 24 января в театре шла «Бесприданница», и Комиссаржевская на сцене вдруг почувствовала, что ее лихорадит. Она смогла достойно доиграла роль, выходила на вызовы зрителей, бросавших на сцену букеты цветов, но наклониться и поднять их уже не могла…

Через три дня она окончательно слегла в постель и больше уже не встала. А 10 февраля 1910 года Вера Федоровна Комиссаржевская скончалась. Ей было сорок шесть лет. Когда страшная весть дошла до Петербурга, в Городской думе была устроена гражданская панихида. В зале установили подиум с большим портретом Веры Федоровны, украшенный белыми цветами. Современница Комиссаржевской, также великая артистка Елена Полевицкая вспоминала: «Не верилось, что она умерла, и умерла в моем городе, в моем Ташкенте.<…>Все плакали. Стояли и плакали. Молча. Это было общее горе, объять которое было немыслимо. Прибежал Блок со свежим, еще не просохшим стихотворением, просил прочесть. Я не могла. Я отказалась. Просили прочесть его самого. Он прочел: «Что в ней рыдало? Что боролось?/Чего она ждала от нас? Не знаем. Умер вешний голос,/Погасли звезды синих глаз». Никто не хотел уходить. Когда прибыл в Петербург гроб с останками, я, конечно, тоже была в несметной толпе и проводила ее, мою звезду путеводную, к месту ее покоя».

Похоронили Веру Федоровну на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

P.S. В 1942-м году, во время блокады Ленинграда, был основан Театр имени Комиссаржевской, который в то страшное время старался поддержать духовную стойкость ленинградцев, вселить в них уверенность, что победа над фашистами обязательно придет.