- А не Токареву?
- Нет, надо ленинский призыв втягивать.
Что - ж, помогай Маркс. Руки Шилова проворно комкают бумаги.
Левая засовывает их в ящик. Правая ключей нащупывает горло. Чирк - прищелкнула.
Дверью Шилов ущемил солнце. Солнце сузилось шестом, переломилось надвое. Мохнатые кубы дров, похрапывая у крыльца, крякнули от недовольства. Из бассонного, сквозь приоткрытые головки окон, вырвался железный грохот, словно поезд сорвался со станции и полетел в разливе рельс.
Шилов постоял на солнце. Солнце обливало с ног до головы его приземистую коренастую фигуру. Горячее просачивалось сквозь мохнатую блузу - расцвечивало ввинченный в нее значек. Шилов думал:
Скоро уходить с ячейки. Развал изжит. Теперь надо выдвигать секретаря. Курс, взятый на Федечкина, оказался липовым. Очередная дань Шиловской слабости к большому росту. Теперь Гайкин предан, скромен, исполнителен. Серьезно учится. Не мазировает за девчатами... Два - три месяца обработки - толк выйдет. Шилов тяжело трогается с места. В контору. Из конторы по железной лестнице. На Шилова шипят машины, грузные, слоноподобные. Икают в кружевной жвачке. Шилов меж машин в конец, где русая головка Гайкина склонилась над накладкой.
- Здорово, - говорит Шилов, крепко пожимая тонкие ткачьи пальцы. - Поздравляю с экправством...
Гайкин виновато ежится. Странно дергает верхней губой. Еще неизвестно... Шилов хлопает его любовно по плечу.
- Нам все известно, товарищ Гайкин, и позвольте поздравить вас со столь ответственной инстанцией, - говорит он, подделываясь под тон ребят. - Другое дело, если ты перерешил...
У Гайкина светлеет мертвое, больное лицо. Худые щеки загораются румянцем. Он обнажает желтые большие зубы.
- Нет, я что, я - ,ежели, союз, я сполню... В груди у Шилова приятит. Гайкин дорог, дорог до бесконечности.
- Ну, ладно, - говорит он, - после поговорим с тобой...
Гайкин тихо плещет ресницами. Большими, стертыми глазами провожает. Нескольке секунд стоит с полу - открытым ртом. Потом тихо трогает отводку. И когда тяжелым сердцем ухнула передохнувшая «Манька», Гайкин все еще не различает ход. Думает о новой инстанции, в сердце Гайкина озноб, как все равно доклад делать на большом собрании.
РУСАЯ КУДЕЛЬ голов рассыпалась по аппретуре. Кожанки переплелись с платками, с кофтами. А в клетчатые стекла окон ластится весенний день.
Очередному председателю - фабзайцу Клашкину - еще в фабзавуче сказал Шилов:
- Ты, Клашкин, будешь вести собрание сам...
Клашкин запротестовал.
- Я... я не смогу, Шилов, нынче выборы...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.