– Ну вот, уже устала?

– Немножко. – Губы ее виновато покривились.

Володя воткнул палки в снег и, набрав сухих сучьев–они ломались с резким, коротким кряком, – развел костер. Вика вся потянулась к огню. По тайге шел южный ветер, с тяжелых от снега веток сыпались крупные, слежавшиеся хлопья. В черном-небе мокро пылали звезды. Ресницы Вики гнулись от инея. Молчание вдруг стало невыносимо многозначительным. И Володя заговорил, с ужасом чувствуя, что не может остановиться, – об Айхале, об архитектуре Ленинских гор, о последних работах какого-то итальянского абстракциониста...

Вика слушала, помешивая в костре корявой веточкой, и тихо сказала:

– Я не люблю абстрактную живопись – это неискренне, нечестно... Потом они долго, пока не продрогли совсем, стояли на крутом обрыве у Марки. Никаких признаков колонны Корсюка не было.

– Но ведь они придут, правда? – тревожно заглядывая Володе в лицо, шептала Вика. – Они придут... Этого не может быть...

На обратном пути Володя вдруг замер и поднял лохматое ухо шапки. Тишина... Потом из тайги поползло глухое покашливание и бормотание моторов.

– Иду-у-ут!..

Взметнув тучу снега, Володя ринулся вниз.

Тусклый лунный свет расплывался мутным сиянием в трех задранных бульдозерных ножах. Израненные, полуживые тракторы, жалобно урча, ползли с Маржи. Многокилометровая дорога от Мирного была открыта...

«Как странно, – подумала Вика, скользя с горы по Володиной лыжне, – а ведь с таким, как Володька, я бы прошла, пожалуй, и тысячу километров, хоть до самого океана... И уж если сказать правду, Айхал особенно дорог мне потому...» Ей вдруг стало жарко от этой недосказанной мысли. И Вика впервые в жизни обрадовалась, что родилась красивой.

Леша Гайдамак, укоризненно покачивая головой, остановился у двери их новой мирненской квартирки. Одна из стен заливалась карминной зарей. Гонимые розовым ветром, куда-то в заманчивое тартарары скользили бокастые ладьи. Виновато покосившись на только что расписанную им стену, Володя усмехнулся:

– Понимаешь, Лешка, ладьи – это я зря, это старо, главное все-таки– скорость. Времени, нет – есть соотношение между вещами и событиями. Чем больше скорость, тем больше жизнь. Скорость не разрушает красоту, она делает ее напряженной и емкой, как формула...

Володя вытер руки о тряпку и решительно перестал замечать свои парусатые лодки. Очевидно, все остальные стены полностью отводились скорости...

– Да, чуть не забыл! – спохватился Леша. – Тебе пионерское спасибо за пионерский лагерь. Иду я по Ойунского, а навстречу группка юных граждан. Передайте, говорят, большое спасибо Владимиру Николаевичу. Я говорю, обязательно передам, только не могу вспомнить, кто этот знаменитый человек. Оказывается, это тот самый дядя, который делал снежных львов и собак на школьной площадке. Словом, ты. Они знают уже и насчет озеленения...

– Молодой и плешивый город, ты сам понимаешь, – это чепуха, – сердито сказал Володя. – У нас во дворике на Сухаревке в десять раз больше растительности, чем во всем Мирном. Заладили: не растет, не взойдет... Конечно, само ничего не вырастет. А мы докажем. Точно?

Из-под двери благоухало жареным луком. Коммуна мирненских проектировщиков готовилась к обеду. Леша уткнулся в ожидании еды в «Неделю», а Володя выгребал из угла диковинного дивана, сделанного Лешей по его чертежу, рассыпанную коллекцию камешков и цветных стекол. Недавно, рассматривая эти переливчатые камни, он вдруг поклялся Леше и Игорю Гурьянову, что через десять лет полярные города будут строить из пенопластов и цветных пластмасс – радостные и пестрые, как выставки экзотических цветов.

– Вот что, Леш, оставь газету и сделай вот такую штучку. – Володя порылся IB груде ватманов, потом взял у Леши газету и набросал довольно изящный предмет.

– Что это?

– Ну, как тебе сказать? – Володя оглянулся, ища что-нибудь похожее. – Но ведь это красиво, удобно и занимает мало места. Ну, назови столом...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.