— Неравные возможности! А на стройке все равны.

Нигде я не видел таких острых рабочих собраний, как на стройках, когда в глаза говорилось все, что думалось. Но никто не умеет так легкомысленно забывать о принятых решениях, как строители, — это тоже факт. Свободолюбивый дух строек противоречив...

Итак, я выяснил, что половина «пришельцев» оказалась на стройке, в этой бригаде, потому, что хотела убежать от обыденности, от знакомого. Искала «романтики» и равных возможностей, как определил паренек, которого звали Саня. Другая половина, не мудрствуя лукаво, выбрала «город у моря». Предпочла его новгородским или брянским лесам.

Плотник Николай, помахивая топориком, рассказал мне свою житейскую историю. Он служил в Одессе, познакомился на танцах с девушкой, тоже приезжей. Вместе они и решили: почему бы не жить в южном городе? Поначалу им дали комнатку в подвале, старинном, еще турецкой постройки. Но вот уже дочке одиннадцать лет, а они все там, в подвале, и не так-то просто из него выбраться — очередь длин-ню-щая! Но ничего... В деревню под Новгород ездят на лето, отдыхают. А потом сразу обратно — строить новую Одессу. И ждать своего счастливого часа.

Бригадир Григорьев свой путь в эту бригаду начал еще в первые годы после войны. Я спросил его, привык ли он за столько лет к стройке.

— Это плохая привычка. Я удивился ответу.

— Стройка — это дождь, да снег, да грязь. Ветер хлещет, а ты лей бетон, клади кирпичи, рой траншею. Человеку не годится привыкать к такому. — Бригадир сделал ударение на слове «привыкать». — Нет, я не привык и не привыкну! Просто надо работать честно, где бы и кем бы ты ни был...

И второй одессит — Вовчик. Привычней было бы сказать — Володя, но все звали его именно так, ласково: «Вов-чик!» Переодеваясь в бытовке, он менял солдатские штаны на узкие джинсы, надевал белоснежную кроликовую шапку, которую хранила в целлофановом пакете единственная в бригаде женщина, тетя Аня, с минуту пристально смотрел на себя в зеркало и каждый раз говорил: «Да, пожалуй, я отпущу бороду...»

Вовчика прибило к бригаде случайным ветром. Куда после армии человеку? Проще всего на стройку. А по профессии он повар, и мечты его связаны с этим делом.

— Вот, — говорит он, — вернется из загранки муж сестры, и я уйду с ним!

Ребята смотрят на него, как на человека, у которого большое будущее. Вовчик для них отрезанный ломоть: появится на рейде белоснежный корабль, сойдет с него таинственный старпом рыбацкой плавбазы и заберет Вовчика от них, от их стеклоблоков, лесов, раствора... Нет! Вовчик — неплохой парень! Каждое утро он добросовестно появляется на стройплощадке и не бежит первым во время перекуров к бочке. Но душа его как бы затаилась в ожидании своей судьбы.

Кто есть кто...

Я продолжал знакомиться с бригадой. Я хотел запомнить людей такими, какими бывают они в своей собственной, естественной для них среде.

Я видел, как они по-разному отдыхают в минуты перекуров. Одни шумно, без умолку говоря. Другие, присев устало, уставившись на шляпку гвоздя в стене напротив или в сучок. О чем-то думая.

В эти пятнадцать минут послеобеденного времени бытовка живет своей особой жизнью мужского жилья. Кто-то мирно склонился над дощатым столом и монотонно раскладывает доминошные фишки. Что человек делает? Оказывается, гадает! Вовчик, закинув повыше ноги, лежит на груде брезентовых курток, курит, уставившись в стекло аптечки, которая девственно чиста и пуста, один красный крест на стекле. Саня пьет уже четвертый стакан из бачка. Пришел бригадир и задумчиво сообщил, что он ел в столовой: «Рыба жареная. Хек! Диетическая... Как дрова!»

На решетку из арматуры, под которой и день и ночь горит спираль, кинули верхонки — просушить, — а на них пару картонных плакатов по технике безопасности. На плакат хорошо ложится карта, звучно! Вообще игра в карты носит ритуальный характер. Это как бы обязательное состязание — причем прежде всего в острословии, в умении владеть собой, и произвести эффект «на публику», и, конечно, победить. Но не просто, а «красиво»! Миша, крановщик, когда бьет тузом, азартно кричит: «Туземского!»

Если вспомнить классические параллели, то ребята в бригаде, как персонажи в пьесе, — каждый как бы играет одну, предназначенную ему роль.

Вот добросовестный «трудяга» Николай. Тот самый, который решил, что в курортном городе вовсе не хуже, чем в новгородских лесах. Русское лицо, русская фамилия — Иванов, и профессия у него исконно русская — плотник. Целый день он, не приседая, что-то забивает, налаживает, перетаскивает. Если бригадир забудет на час о нем, не даст работы, Николай найдет старую доску, примется выдергивать из нее гвозди — все равно, мол, пригодится, пойдет на опалубку. Это неистребимый тип работника, который любит не работу, а сам труд. Эти люди с молоком матери впитывают способность излечивать себя от хандры вечным постукиванием топора или повизгиванием резца. Бездельничать для них — «грех», хотя они прирожденные материалисты.

Но, как во всяком представлении, в рабочий день на «сцену» выходит еще один «персонаж» — существо это в бригаде временное. Приживется ли? В подкрепление к Сане-моднику направлен некий парень, дипломированный сварщик. Кто-то мне сказал, характеризуя его, что это парень «подножный». Рабочие люди — мастера припечатать человека словом. Сварщик действительно был себе на уме, а роль, которую он с неумолимой настойчивостью играл изо дня в день в бригаде, была такая: он ныл. Ходил за бригадиром и канючил: «А может, не будем ату штуку варить, а? Так поставим, а?» И вечно он был чем-то недоволен — никто не знал, чем, но с лица пришлого сварщика не сходило страдальчески обиженное выражение. Он сваривал, например, металлические оконные рамы — работал он почему-то всегда только сидя, — потом долго перекуривал и шел искать бригадира. «Борис Саныч, берите, ставьте», — говорил вяло. Бригадир стрелял в него глазом, ничего не отвечал, но думал: «Эх, какой ты ушлый! «Ставьте»... Не сказал: «Пойдем поставим!» Подкожный тип...»

И только во время послеобеденных карточных баталий сварщик оживлялся, лицо его навещал румянец, глаза блестели, и было заметно, как хочется его одинокой душе победы, как хочется ей торжества и как страшно ей потерпеть поражение. Но судьба была почти всегда жестока — он проигрывал: и просто так, и с «погонами», и с битьем по носу. Проигрывал он Алеше, который был ему полная противоположность. О нем я еще скажу особо, а здесь лишь обрисую в двух словах тип этого человека. По словам Сани, того, что приехал в Одессу из романтических соображений и носил прическу шекспировских героев, Алеша — «буйный парень». «Я могу в критическую минуту пройти, сложа уши, — сказал Саня. — А Лешка? Не-эт!..»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.