Бросаю на гостя беглый взгляд и перехожу к формальностям: имя, возраст, профессия, точный адрес... Он отвечает неторопливо, стараясь показать, что обстановка допроса на него совершенно не действует. В его осанке, расставленных ногах и слегка наклоненной вперед фигуре чувствуется скрытая агрессивность. Она характерна для «храбрецов», которые идут по улице, готовые как бы невзначай толкнуть прохожего, найти повод для драки – просто так, чтобы показать, кто они и на что способны.
Предлагаю гостю подробнее рассказать о пирушке с Моньо и в ожидании ответа разглядываю его. Почти круглое лицо, некрасивое, но и не безобразное, с коротким, чуть вздернутым носом и маленькими наглыми глазами. Лицо, странно бледное для такого крепыша, этакого человека-бицепса. Можно подумать, что вся его кровь собралась в могучих мускулах.
Влаев начинает рассказ медленно, с паузами, словно испытывая мое терпение:
– Мы часто ссорились с матерью... Когда женщины переходят критический возраст, они могут устроить скандал, если не положить на место полотенце... Не знаю, поссорились ли мы окончательно из-за полотенца или из-за какой другой мелочи, но только я ушел из дома на квартиру...
Он и в самом деле решил испытать мое терпение. Его путаные, бессвязные рассуждения, весьма бедные фактами, длятся целых пятнадцать минут, пока, наконец, мы добираемся до интересующего меня вечера. Смотрю на часы и без тени притворства зеваю.
– Ясно, – прерываю я монолог. – О ваших литературных и музыкальных интересах достаточно. Вы, если не ошибаюсь, изучаете право?
Влаев кивает, не давая себе труда ответить.
– В таком случае вам прежде всего следовало бы овладеть искусством речи. Вы пользуетесь расточительным стилем старых сплетниц, Влаев. С той лишь разницей, что в словах сплетниц есть хоть какой-то смысл. А вы, похоже, неспособны выразить собственные мысли. Или потому, что их нет, или потому, что вынуждены их скрывать.
Гость смотрит на меня неприязненно, и его правая рука машинально дергается.
— Хотите меня ударить? – замечаю насмешливо.
— Такие, как вы, очень сильны, когда сидят за собственным столом, – бурчит Спас, овладев собой. – Но если вы позвали меня, чтобы грубить...
— Вы отлично понимаете, зачем вас сюда позвали, – отвечаю я спокойно. – И с этого момента прошу на мои вопросы отвечать предельно ясно. Не забывайте, что вы несете ответственность за каждое неверное показание. Итак...
Делаю краткую паузу и испытующе смотрю в его маленькие глазки. Влаев сидит, все так же подавшись вперед, но по его лицу пробегает гримаса напряженности.
— ...вы вызвали Моньо из «Бразилии», чтобы распить с ним две бутылки ракии. Кто их вам дал?
— Знакомые.
— Конкретнее!
— Однокашник по институту, он привез их из села.
— Разве вы не слышали, что я сказал: конкретнее. Называйте имена и фамилии!
— Запрянов... Любен Запрянов, студент нашего курса.
— И когда Запрянов принес вам эти бутылки?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.