Какой-то перебинтованный танкист кричит мне:
— Куда прешь? Рама! Не видишь?!
А я не пойму, чего он боится. Крутится над степью самолетик с раздвоенным хвостом, кресты белые по бокам. Ясно, немец, но пока не стреляет по нашим. Вроде тоже пить захотел: спикировал на самую водокачку, чуть перекладиной на хвосте за шпиль не зацепился. Разбежались водоносы к бричкам своим, в ямки попадали, к стене водокачки прижались. У кого винтовка была, стрелять по раме начали: «Пап! Бах! Тра!..» А рама покачалась и улетела куда-то восвояси.
Я воспользовался моментом — кинулся к рукаву. Да не тут-то было. Живая очередь передо мной выросла, как из-под земли. Пробиваюсь к рукаву, пробую котелок под струю подставить.
— Куда лезешь?
— Братцы, позвольте! Задержусь — трибунал ведь!
Подействовало, начали помаленьку расступаться. И тут как стая волков завыла над головой. Земля дрогнула, будто почуяла над собой страшную силу.
— Немец летит!
Очередь — в разные стороны. Меня тоже прошибло до подметок, но тут мысль стукнула: «Воды наберу — вину смягчу в случае чего!»
Подставил я котелок, наконец наполнил его до краев, крышкой прикрыл и кинулся убегать за остальными. Наперегонки с тенью самолета пытался бежать. Но накрыла меня тень. И тут ухнуло. Далеко разорвалась бомба, возле окопов. Но земля под ногами, как ватная, колыхнулась. И опять закачалась, как кисель, и снова задергалась, будто жеребец на привязи.
А самолеты так и валятся сверху и, вроде как от помета, освобождаются от бомб. Только от этих черных капелек земля с брустверов к небу поднимается. Водокачку подняло и развалило в воздухе.
Звон в ушах, свист, рев, грохот. Куда бежать, непонятно. «Воду надо спасти, — мысль меня все же точит. — И взвода спасенье в ней, и лейтенанта, и мое!» А как не утерять котелок в этом аду? «В воронку! — соображаю. — Два раза в одно место не попадет!»
Метнулся я в ближнюю воронку и скатился по комьям земли вниз. А котелок в руках держу, как драгоценность самую дорогую. Полегче стало. Над ямкой волны проносит. А теперь уж взрывы один за другим — гуд непрерывный. Людей не слышно, только ошалелые лошади носятся, а их щепки от вагонов догоняют да комья земли.
А у меня тишь да благодать в воронке. Даже как-то неловко стало, что лежу я в таком укрытии, а люди под бомбами, пулями. Высунулся слегка из воронки, машу пилоткой:
— Давай сюда! Место есть!
Вижу, чешет мимо воронки медсестра. Глаза побелели — ничего впереди не видит, сумка санитарная будто летит за ней.
— Сюда, сестра! — кричу.
Она ноль внимания, в открытую степь чешет, юбчонка задралась. «Что делать? — соображаю. — Надо ловить — погибнет баба». Светленькая, как ангелочек, и руки беспомощно болтаются, будто от жениха притворно побежала.
— Стой!
Выскочил я наперерез ей, догнал и привалил к земле для начала. Над нами осколки — фью-ю-ю...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
С Героем Социалистического Труда, депутатом Верховного Совета СССР, бригадиром слесарей-сборщиков ордена Трудового Красного Знамени Коломенского завода тяжелого станкостроения Александром Ивановичем Федосеевым беседует специальный корреспондент «Смены» Анатолий Баранов