Бой сержанта Павлова

Павлов не ответил, подхватил на лету комплект ОЗК, вытряхнул его из чехла.

– Помоги лучше застегнуться, Сережа. Одеревеневшие на морозе пальцы не слушались,

прорезиненная ткань слиплась в складках, стала ломкой. Они втроем едва сумели справиться со множеством застежек.

– А может, все-таки я, командир? – проговорил Шидловский. – Я ведь аквалангист.

– В другой раз, – улыбнулся Павлов.

Он натянул на голову капюшон и шагнул к полынье. На пути вырос Илюшкин.

– Сашка, это ведь моя машина. Дай я.

– Не надо, Володя. Это наша машина. У края полыньи он обернулся:

– И страхуйте, черти.

Потом я спрашивал у Павлова, о чем он думал в те минуты.

– Танк надо было спасать. Ведь жалко, отличная машина, надежная, да и стоит она немало. А деньги-то наши, народные. Может, где-то как раз средств не хватает, потому что мы танки должны строить. А раз строим – надо беречь. Изо всех сил беречь. Вот об этом и думал. Ну и о том, что нас ждут там, на рубеже, и что раз я сам вызвался помочь товарищам, нельзя переваливать на других самое трудное, надо браться за это самому. Об опасности не думал, некогда было. Была цель: спасти машину.

Вода доходила ему до плеч. Он нырнул, цепляясь левой рукой за изогнутый клык. Обожгло лицо, в ноги как будто впились тысячи игл. Правой рукой он нащупал крюк. Тот был заперт защелкой. Ухватившись за петлю троса, подвел ее к крюку. Попробовал отогнуть защелку. Она была залеплена грязью и не поддавалась. Дыхания не хватало.

Не отпуская троса, вынырнул на поверхность, с трудом разлепил окаменевшие от холода губы. Прохрипел:

– Монтировку, защелку закли...

Пока Кудинов бегал за инструментом, лицо Павлова покрыла ледяная корка.

– Сашка, пусти меня туда, – умоляюще проговорил Илюшкин.

– Не-ет.

Он взял монтировку и опять нырнул, набрав побольше воздуха в легкие. Уже под водой попытался сделать шаг вперед. Не получилось, ноги свело судорогой, и они перестали слушаться. В голове мелькнуло: «Лишь бы работали руки». Схватившись за край гусеницы, подтянул тело под танк. Опять нащупал крюк, пробил его отверстие и попробовал отогнуть, взявшись за монтировку двумя руками. Защелка поддалась, ему даже показалось, что он слышит, как лязгнула пружина, возвращая защелку на место. Он нагнулся, шаря вокруг рукой, чтобы найти конец троса. Нашел. Но тут опять кончился воздух, и нужно было идти наверх.

Ему протянули руки, чтобы помочь выбраться из воды. Но Павлов только замотал головой и, сделав глоток воздуха, показавшегося ему теплым, опять ушел под воду. Он уже перестал ощущать свое тело, пальцы не сгибались, они как будто пристыли к скользкому, обледеневшему тросу, он даже не чувствовал боли в ключице, которой ударился об острый край льдины. Болезненное ощущение осталось только в груди, казалось, что ее все туже стягивает железный обруч. Это была судорога.

Павлов нащупал крюк, подвел к нему петлю троса и надавил ею на защелку. Она пропустила петлю под собой и встала на место. У него еще хватило сил потянуть трос на себя, проверяя, не промахнулся ли он. Крюк держал. Александр разогнул тело, высунул из воды голову, разлепил тяжелые, воспаленные веки и прошептал: