Надежды на то, что к концу недели морозы спадут, не оправдались. На военном полигоне было холодно и в тот день. Холодно, туманно и еще ветер. Впрочем, там всегда ветер, и нет ему преграды – кругом необозримые поля, неровные, изрезанные оврагами, с вкраплениями низкого кустарника или небольших осинников. И болота. Много болот. Кое-какие из них когда-то были озерами, глубокими, рыбными, потом заилились, заросли травой, мхом, накрывшим бездонное ненасытное чрево. По редким здесь дорогам страсть как не любят ездить водители. Чуть зазевался – повело машину с колеи, шофер, конечно, выскочит, а техника уйдет в трясину прямо на глазах. И находят ее порой лишь на тридцатиметровой глубине. После первых снегов болота еще заметны по сухой осоке, а к середине зимы и ее поломают ветры, занесут снегом. Без вешек не обойтись.

Наступать батальону гвардии капитана Владимира Федосенко предстояло как раз через одно из таких болот. По привычке именовали его озером, помеченным на командирских картах как «оз. Старое». Чтобы снять все вопросы, которые могут возникнуть в связи с выбором столь рискованного маршрута, поясню. В тот день на полигоне должны были отрабатываться вопросы боевого взаимодействия танков и артиллерии. Все было так, как могло быть в настоящем бою. План учения предусматривал танковую атаку при поддержке артиллерии. Озеро было на пути танков, идти в обход его значило подставить «противнику» борта.

Но даже в боевой обстановке никто из командиров не отдал бы приказ идти по льду вслепую. Накануне атаки разведка изучила грунт, замерила лед, выставила вешки, обозначавшие проходы через озеро. Проходов было три – три относительно безопасных тропы, шириной меньше четырех метров каждая.

...Из-за холода долго прогревали двигатели. Машины дрожали, как легавые, почувствовавшие след, и с них постепенно облетала серебряная пыль инея, окрасившего танки за ночь в седину зимы. Но до брони все равно дотронуться голой рукой было невозможно – обжигала.

Было еще темно, только узкая белесая полоса прорезала горизонт на востоке, когда командир танковой роты гвардии капитан Александр Зверобоев построил командиров машин. Построил и отвел их в сторону, чтобы рев моторов не заглушал его голоса. Прошелся перед строем, проваливаясь в глубокий снег по колено, снял перчатки (даже на меху, они не спасали от холода), подышал в ладони. Начал говорить, как обычно, мягко, негромко. О том, что сегодня всем будет нелегко, что надо быть предельно внимательным и осторожным (предстоит стрельба боевыми), ни в коем случае не выходить из боя (за любую неисправность несет ответственность прежде всего командир танка), строго держать дистанцию (особенно на льду озера), что бы ни случилось – не паниковать, помнить: рядом товарищи, они помогут... В заключение Зверобоев сказал, что надеется на коммунистов и комсомольский актив роты. Необходимо победить в учебном бою, ведь мы – таманцы.

Ничего особенного Зверобоев не произнес, он вообще говорить не большой мастер, но даже самые обычные слова в тот предрассветный час на заснеженном, синеватом от сумрака поле воспринимались людьми как важнейшая в их жизни заповедь. Именно заповедь, так потом я и записал в блокнот это слово, произнесенное гвардии сержантом Павловым.

Сначала двигались одной колонной. Если смотреть сверху, она напоминала огромную полосатую гусеницу, которая, изгибаясь, ползла через холмы и овраги. В голове колонны шел командирский танк Зверобо-ева с двумя красными флажками на антенне, в хвосте – танк с бортовым номером 536, которым командовал Александр Павлов. Рота выходила на рубеж прорыва обороны, когда в нескольких метрах впереди нее в небо взметнулась снежная пыль вперемешку с землей, поднятая разрывами артиллерийских снарядов.

Стальная гусеница распалась на три части и пересекала поле уже во взводных колоннах.

Развернувшись в боевую линию, танки с ходу из всех стволов ударили по мишеням, замаячившим вдруг на краю поля. Раз, другой, третий. Экипажу Павлова, чей танк шел крайним справа, досталась «группа пехоты» и «БМП», они повалили их сразу с двух выстрелов, цели были не очень далеко и, закамуфлированные под снег, резко выделялись на фоне черневшего за ними кустарника. Первая линия обороны была прорвана. Танки опять собрались в три взводные колонны. Еще немного – и должны были появиться ориентиры озера.

Командир роты приказал сбросить скорость. Павлов по внутренней связи передал приказ Кудинову и добавил от себя, чтобы механик-водитель строго держал дистанцию и ориентировался по впереди идущей машине. В сознании его в те минуты телеграфно отщелкивали слова приказа: «Не растягиваться, идти плотно, нос к корме, если видимость ухудшится, немного увеличить дистанцию». Немного – это метра три-четыре. Так и шли. Впереди, особенно на склонах, занесенных снегом, продраться взглядом сквозь белую пелену действительно было трудно. Вдобавок ко всему ветром на них сносило снежную пыль, поднимаемую соседней колонной, которая шла слева.

Но в Кудинове Александр был уверен. Лучший водитель взвода, осторожный, расчетливый, прекрасно знающий машину и ее возможности, Евгений не раз отличался на сложных маршах, проводя свой танк через множество препятствий точно по маршруту. Как одному из опытнейших водителей, ему было доверено вести свою машину 7 ноября по Красной площади в парадных колоннах Гвардейской мотострелковой Таманской Краснознаменной, ордена Суворова дивизии имени М. И. Калинина. Это был 107-й военный парад в Москве, а для Кудинова он был первым. Он вел свою могучую стальную машину по брусчатке площади, ощущая свою причастность к величайшим историческим свершениям, бравшим начало отсюда, от этих кремлевских стен, от Мавзолея Ильича. На этой площади звучал голос вождя пролетарской революции, обращавшегося к первым красноармейским отрядам, уходившим защищать завоевания Октября, голос человека, сумевшего сквозь толщу времени увидеть эту стальную мощь, надежно оберегающую созидательный труд миллионов мирных людей. И Кудинов гордился своей машиной, гордился доверием, которое оказано ему, простому рабочему парню.

Вторым подчиненным Павлова был гвардии рядовой Сергей Шидловский, наводчик танка. В противоположность молчуну Кудинову Сергей – человек необычайно эмоциональный. Принимает одинаково к сердцу и события в Сальвадоре и результаты очередной проверки боеготовности взвода. Общественные поручения – быть взводным агитатором и редактировать «Боевой листок» – ему явно по душе. По «боевой» у Сергея Шидловского всегда «отлично», в теории он чуть слабее, но стреляет на редкость точно.

Третий в экипаже – сам командир Александр Павлов. После восьмилетки пошел в ПТУ, там вступил в комсомол, окончил училище, полгода проработал токарем. Чем только не занимался – мотоспортом, борьбой самбо, музыкой (играл на трубе в школьном и училищном ансамблях), даже исполнял соло.

Одно время верховодил в своем дворе, но улица быстро надоела, да и не хотелось доставлять огорчения матери. Она боялась, что Саша собьется с пути. А он не сбился. И рабочий из него вышел неплохой и человек надежный.

В армии, как ни маскируй, а недостаток человеку не спрятать, все друг у друга на виду. Я расспрашивал о Павлове его товарищей, командиров. В их ответах было много сходного: честен, прям, раньше иногда бывал слишком резок, свое мнение высказывал, как отрубал, без всякой дипломатии, но справедлив, требователен к себе, за товарища в огонь пойдет. Нравилась в нем людям и верность своему слову.

Это, конечно, беглые характеристики, но совсем без них не обойтись: иначе не понять логику поведения этих людей в дальнейшем, в экстремальных обстоятельствах.

Три головных танка выкатились на озеро. Хрустел, лопался под гусеницами лед, перемешанный с торфом и земляными комьями. Машины шли на минимальной скорости, глубоко увязая гусеницами в болоте, раскачиваясь из стороны в сторону. Из прорезанного льда на колеи хлынули мутные потоки воды, но ее тут же впитывал сухой снег. На озеро сползли вторые машины и потянулись следом за головными так же осторожно, избегая рывков.

Перед тем, как сойти на лед, Павлов чуть повернул командирскую башню влево и случайно поймал в тримплекс последний танк колонны, которую вел Зверобоев. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Танк с бортовым номером 532 сошел с колеи и, пережевывая гусеницами лед, тыкался влево, стараясь попасть в проход. Всю переднюю часть накрывал снежный сугроб. Под снегом оказались тримплексы водителя и командира. «Они ослепли, – промелькнуло в сознании Павлова, – они не видят дороги». Забыв о том, что эфир слушает весь батальон, Павлов крикнул: «Стой, Володя!» Но было уже поздно, корма танка уходила в болото все глубже, машина медленно заваливалась на правый бок, уже доставая задним правым фальшбортом до искромсанного льда.

Павлов не имел права выйти из колонны без разрешения, но и безучастно смотреть, как в пятидесяти метрах от него тонет машина, в которой находятся его товарищи, он тоже не мог. В то же время сержант понимал, что если остановить сейчас всю роту, наступление будет сорвано. Стараясь говорить как можно спокойнее, он вызвал командира роты:

– «30-й», я – «36-й», «32-й», ослепнув, сошел с прохода. Разрешите оказать ему помощь.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.