- Здесь я. Это ты, Петровский, - вышла ко мне навстречу хромающая фигура, когда я подошел к указанному дереву. Меня окликал комполка 512.

- Ты, Петровский? Вот и хорошо. Где твои?

- Верно задержались в Батурине, либо в Плисках. Нельзя было поспеть, шли с боем. Подожди, Шевченок, не расспрашивай, не в этом сейчас дело. Я в разведке. Где у тебя цепь. Неприятель обходит тебя. Я иду из Куреня.

- Из Куреня? - Он не хотел верить.

- Шевченко, я с тобой не шучу, говорю, разворачивай цепь вправо, иначе я сам приму команду, ты погубишь людей. Слева у тебя неприятель. В полуверсте.

Десять матюков употребили мы друг против друга, пока тревога не отрезвила упорного Шевченко. Он все не хотел верить.

Шевченко стал разворачиваться, а я с товарищем перевалил на другую сторону насыпи и ушли на Бахмач. За нашей спиной все время слышалась то стихающая, то разрастающаяся, как пожар, стрельба. Шевченко принял бой.

ВЕРНО МЫ ШЛИ очень быстро, оттого, что в час дня мы были уже в Конотопе. Сюда только что подошел эшелон с башкирами, ехавшими на Ленинград, на Юденича. Это был огромный эшелон, битком набитый изголодавшимися людьми и лошадьми. Я разыскал начдива, сносно говорившего по-русски, и сообщил ему картину на нашем фронте, Я просил его продемонстрировать хотя бы частью кавалерии в течение суток на нашем участке под прикрытием имеющегося бронепоезда, пока мы приведем себя в боеспособность и свяжемся с флангами.

- Вы покормите людей и лошадей - выдвигал я самый веский для того времени аргумент - и двинетесь дальше. Все это займет у вас одни сутки, я уверен, что где - нибудь в пути вы все равно будете ожидать паровоза.

- Ладно, - отвечал мне начдив, и через два часа за мною курила пылью степь от тысячи башкирских лошадей. Мы шли наперерез двум железнодорожным путям Либаво - Роменскому и Киево - Воронежскому. В рядах башкирской кавалерии было не мало женщин (башкирок), у каждой сотни было по несколько пулеметных тачанок. Лошади, привыкшие к скачкам с препятствиями, легко перепрыгивали низкие украинские плетни, когда кавалерия цепью, с правильными интервалами проходила село. Почти не было препятствия, нарушавшего стройность движения. Меня это изумляло.

Подъехав версты на две к Чесноковке мы попали под артиллерийский обстрел с броневика. Бойко принял нас за неприятеля. Я взял знаменщика и выехал вперед. Если бы Бойко наблюдал в трубу, он должен был увидеть красное знамя. Но Бойко не воспользовался трубой. Он крыл на глаз, различив огромное облако пыли. Чем ближе мы подъезжали, тем меньше становилась опасность артиллерийского обстрела. Но вдруг на смену артиллерии заработали пулеметы и пули зачастили вокруг нас.

- А что, если броневик захвачен вчерашним ночным фланговым обходом противника, стал думать я. И подъезжая, я стал кричать изо всех сил в паузы от пулеметного татаканья:

- Бойко... не стреляй! свои!...

Наконец, видно Бойко воспользовался трубой. Стрельба разом смолкла. Мы подъехали, все еще люто ругаясь.

- Откуда? Кто там идет? - спрашивал Бойко.

- Наши: башкирская дивизия! Я объяснил ему в чем дело, забравшись к нему на башню.

Башкиры перебросились по обе стороны пути и мы пошли в наступление на Бахмач. Каково же было наше изумление, когда у самого вокзала мы увидели правильно наступающую пехотную цепь: это Апатов, вырвавшийся, наконец, из окружения, немедленно повернулся лицом к неприятелю. Наконец, мы на броневике обогнали и фигуру командарма, шедшего по рельсам. В коричневом бешмете и малиновой черкеске с длинными черными кудрями по плечам из под кавказ. шапки, рябой, в пенсне, Апатов шел по насыпи, читая газету. Оказывается, что этот его прием внушит спокойствие стрелкам. Во всех боях, спокойно отдавая команду, Апатов шел с газетой или книгой в руках по самому угрожаемому направлению.

Нечего и говорить, что к вечеру мы взяли не только Бахмач, но и Григоров, и Ромодан и затем бросив их, укрепились в Бахмаче, запугав неприятеля на целую неделю. Башкиры свернули влево и ушли к вечеру на Конотоп, из Бахмача на полных парах с огромным эшелоном неприятельского фуража.

Я сошел с броневика на платформу, и наткнулся на следующую сцену: за багажными амбарами слышалась брань и крик. Я двинулся туда: 2 красноармейца держали под уздцы громадного коня, какого я отродясь не видал (таким вероятно был Буцефал Александра Македонского) и старались поочередно вспрыгнуть на него, но конь делал движение задом и всадник слетал на землю. Я пока оставался без коня: своего коня при посадке на броневик я оставил на станции. Естественно, что мне пришла мысль овладеть этим конем, с которым не могли справиться пехотинцы. План сразу созрел у меня в голове.

- А, вот где ты, Буцефал, - подошел я к коню и потрепал по морде.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.