Красотой церквей и станций метро Россия обязана трем поколениям мастеров

Чем стремительнее жизнь, тем меньше времени, чтобы оглянуться по сторонам. Разглядывать интерьеры московского метро, вообще, непростительная расточительность: гости столицы, в основном, изучают указатели, а москвичи просто стараются ни с кем не столкнуться по пути. И все же.

На несколько секунд поднимите глаза на станции метро «Новокузнецкая» – и вы увидите мозаику, за которую отдал жизнь самый яркий представитель российской династии художников-мозаичников Фроловых.

Владимир Фролов, полуголодный пожилой мужчина, отказался от эвакуации из блокадного Ленинграда, ночевал в промерзшей мастерской с выбитыми окнами, чтобы собрать смальтовое панно для московского метро, завершить свою работу. Потому что чувствовал, что это его последняя мозаика. Потому что он умер через месяц после ее отправки в Москву.

Русские художники-мозаичники неоднократно поражали мир своим искусством на международных выставках в Париже и Лондоне: они не просто собирали похожий рисунок, они делали репродукции картины до мельчайших деталей. Одним из художников, отмеченных на парижской выставке 1866 года, был Александр Фролов, отец Владимира Фролова. Позже ему предложили возглавить мозаичное отделение Академии художеств.

На его «правление» пришелся пик популярности мозаичного дела: по всему миру открывались частные мастерские. Антонио Сальвиати возрождал в Венеции старый способ набора, в Париже открылись мастерская Жильбера-Мартена и предприятие при гобеленовой мануфактуре, а в Германии Императорский дом оказывал всяческую поддержку мозаичной фирме «Пуль и Вагнер».

Пока российские мастера впечатляли Европу своими художественными мозаиками, их зарубежные конкуренты отвоевывали у них рынок: ряд церквей в Севастополе и Ливадии выложили итальянские мастера. Их работа была дешевле и быстрей (российские художники-мозаичники создавали интерьер Исаакиевского собора более 60 лет).

Проблему решил старший сын Фролова, Александр Александрович. Молодой техник предложил сделать кусочки смальты тоньше (что позволило облегчить транспортировку стекла), а к работе по выкладке привлекать не только художников, но подмастерьев и ремесленников.

В качестве эксперимента молодому человеку выдали казенный материал, одного рабочего и предложили сделать одну из голов херувимов в образе святого Марка. Херувим Александра Фролова уступал другим ангелам в художественном плане, но и обошелся академии в пять раз дешевле.

Начальство отправило молодого техника и двух художников в Италию для дальнейшего изучения упрощенной мозаичной техники, а по возращении выделило Фролову отдельную мастерскую и разрешило принимать частные заказы (поэтому мастерскую Фроловых и называют первой частной мозаичной мастерской).

В предельно короткие сроки молодой человек собрал учеников, хорошо различающих и сочетающих оттенки цветов, и организовал собственное производство смальт: иностранные стекляшки были слишком блеклые и хрупкие.

Буря недовольства упрощенной техникой утихла, когда новая мастерская выиграла конкурс на оформление храма Спаса на Крови. Мастера Фролова выложили четыреста квадратных метров мозаики за четыре с половиной года, сохранив при этом художественность.

Во время работ над интерьером храма – памятника Александру II Александр Фролов неожиданно умирает. Его младший брат Владимир бросил Академию художеств и принял дела мастерской.

Кроме технологии брата, молодой мастер унаследовал художественный талант отца. Вскоре на Палате мер и весов появилась смальтовая таблица Менделеева, преобразился фриз дома Набокова, а аптеку Пеля украсили мозаичные гербы. Молодому мозаичнику доверили реставрировать орнаменты храма Софии Новгородской и переложить на цементную основу Полтавскую битву М.Ломоносова.

Но тут вмешалась революция.

Коммунисты посчитали мозаику церковным отсталым искусством, конфисковали мастерскую на Большом проспекте, 64 (дом до сих пор украшают рекламные мозаики) и выдвинули против мастера несколько смехотворных обвинений.

Кто знает, как бы повернулась судьба арестанта, если бы не умер главный коммунист страны. Алексей Щусев, архитектор Мавзолея, решил, что интерьер ленинской гробницы непременно должен быть выложен смальтовой мозаикой.

Видимо, архитектор вспомнил талашкинский мавзолей. Еще до революции художница М. Тенишева устроила в Смоленской губернии культурный центр по образцу подмосковного Абрамцева. Одной из построек, оплаченных меценаткой, стала семейная церковь-мавзолей. Интерьером сельского мавзолея занялся Рерих. Прославленный художник не владел техникой изготовления смальтового панно: он только нарисовал эскизы, саму же мозаику выложил его друг по Академии художеств Владимир Фролов (как и многие другие рериховские мозаики).

Предложение Щусева опальный мастер принял сразу: Владимир Фролов своими силами восстановил разгромленную мозаичную мастерскую в Академии художеств и несколько месяцев из пурпурной императорской смальты, с вензелями Александра I и Николая II, выкладывал красные коммунистические знамена для московского мавзолея.

С этого момента началась история советской декоративной мозаики.

Владимиру Фролову поручили работу над самым знаменитым смальтовым полотном Советского Союза: по эскизам Александра Дейнеки мастер собрал потолок для станции метро «Маяковская». Это была одна из его последних работ.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.