— Уверяю вас, Ирина Сергеевна, дуся моя дорогая...

Ласковый нахал и въедливый шут. Я видела, что ему доставляет нескрываемую радость называть людей оскорбительным словом «дуся». И всеми своими грязными разговорами он хотел меня сильнее разозлить и вывести из себя — заставить разреветься, разорваться от унижения и злости.

— У мести, Ирина Сергеевна, кислый запах разочарования и горький вкус от пепла наших надежд. — Он доброжелательно смотрел мне в лицо, снисходительно покачивал многомудрой, толстой башкой.

— Приятно поговорить с интеллигентным, начитанным человеком, — ответила я душевно. — Вы производите глубокое впечатление эрудита, настоящего знатока сборника «Крылатые фразы»...

— О, Ирина Сергеевна, как вы меня грубо умыли! Как унизили моей невысокой образованностью! Вы не боитесь вселить в меня на всю жизнь жуткий комплекс неполноценности? — Он весело, от души захохотал.

— Нет, не боюсь, — смирно ответила я. — Ваше состояние определяется специальным термином — неконтролируемый комплекс сверхполноценности...

— Да-а? — озаботился он. — Надо бы запомнить... Хотя зачем мне это? Нет, пожалуй, ни к чему. У меня, Ирина Сергеевна, необычная память — забываю, как

зовут неудачников, не помню бесполезное себе, не вспоминаю вчерашние заботы... И вообще человек я мягкий, дружелюбный, незлобивый, как большой красивый цветок... Трудно мне жить в мире озверелых людей, скандалистов, грубиянов и драчунов...

Он говорил упористо-мягко — «вощ-щ-е». Въедливый шут. Я перебила:

— И когда устаете от грубиянов, то идете на них с отколотой бутылкой?

— Случается, — охотно согласился он. — Но это, как говорится, не для протокола. Между нами. Антр ну, как говорят французы. В жизни всякое случается, и люди должны научиться прощать друг другу маленькие слабости...

— Например, плевок в лицо?

— Да, и плевок в лицо, — кивнул он. — Взгляните на мой фейс — я пострадал больше всех, но я не только не затаил в душе злобы против ближнего своего, прохожего матроса, вашего дружка, а проявил христианскую готовность всех и вся простить, раскрыть братские объятия примирения и разойтись как в море корабли! Но ослиное упрямство вашего дружка гонит его прямоходом в тюрьму...

Я посмотрела через окно на трибуну — Ларионова уже было не видно, его размыли надвигающиеся сумерки.

— А Шкурдюка? — осведомилась я кротко.

— Ну о ком вы говорите, Ирина Сергеевна, дуся моя? Шкурдюк — животное, потный антисанитарный скот, который в пьяном виде становится просто сумасшедшим. И у меня были способы наказать его очень сильно без всякой милиции и прокуратуры. Я ведь предлагал Ларионову потом: хочешь, плюнь Шкурдюку в рожу хоть десять раз! Хочешь, он перед тобой на колени встанет и до вокзала тебя так провожать будет! Но вашему, простите, придурочному другу это почему-то казалось еще обиднее! Вот и связались теперь железный болван и вязкий дурак...

— Если я вас поняла правильно, то вы хотите посадить Ларионова в тюрьму для того, чтобы спасти своего Шкурдюка?

— А что мне остается делать? — развел руками Чагин. — Конечно, Шкурдюк скотина, но это моя скотина. И парень он, вообще-то говоря, неплохой. Я его бросить не могу. Да и Ларионов сам хорош! Мне его жалеть не за что... Не хочет по-хорошему, пусть тюремной баланды покушает...

Я заметила, что благодушное наглое шутовство Чагина постепенно и незаметно истаяло. Было отчетливо видно, что он сердит и расстроен.

— А вы знаете, Владимир Петрович, мне не кажется, что вы за Шкурдюка стали бы так ломаться...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 25
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.