— Вроде бы нет. Во всяком случае, пока не знаю...
— Давай газуй тогда быстрее...
Главный говорил по телефону. Он вообще любил говорить в нашем присутствии по телефону, поскольку так уж выходило, что беседовал он по этому красивому белому аппарату только с начальственными персонами. И разговаривал он так непринужденно-товарищески с невидимыми нам собеседниками, так государственно-озабоченно, с легким вздохом и еле заметной усмешкой, что нам, не имеющим доступа к этому телефону, был очевиден привычно тяжелый груз ответственности, разложенный поровну между главным и его абонентами, и ощутимо было всесилье их власти, данной этой ответственностью, и виден масштаб дел, которые обсуждались по этому телефону, — всегда спокойно-дружески, доверительно, с ясным пониманием, что громадье этих проблем не решить суетясь, азартно горячась, задышливо волнуясь.
Главный ни с кем по телефону не ругается, он и нас-то не ругает, а зловеще журит и грозно-ласково жучит. Этот тон соответствует его внешности — величественного седовласого красавца, донжуира и успешливого ходока по бабам...
— Ты, Полтева, чем занимаешься? — спросил он меня, договорившись по телефону увидеться с кем-то завтра на активе.
— Сдала в секретариат статью о новой коллекции Дома моделей, — нерешительно ответила я. И добавила для внушительности: — А сейчас пишу статью о проблемах молодежного театра...
— Молодежного театра? — прищурился он и усмехнулся. — А мне показалось, что тебя сейчас больше волнуют проблемы юридические. Следственные, так сказать...
Что-то больно екнуло в груди, и меня охватил страх — беспричинный, панический, будто я сделала что-то ужасно постыдное, и эта стыдобушка выплыла на общественный погляд и публичное мое посрамление.
— Ну, ты что молчишь? — Убеждаясь в справедливости своих подозрений, главный чугунел от обиды. — Ты что в прокуратуре делала?
— Я хотела выяснить судьбу одного человека, — заплетающимся языком пробормотала я.
— Какого человека? — Главный говорил тоном и словами, которыми, по моим представлениям, и должен говорить следователь, — при всех обстоятельствах у него звучало все убедительнее, чем невнятное блекотание Бурмистрова. — Кто этот человек?
— Кто человек? — переспросила я и подумала, что мне никогда не объяснить ему, кто такой Ларионов, какое он имеет отношение ко мне и почему я им занимаюсь. — Человек этот штурман, приезжий, приличный человек. И влип...
— А кто тебе поручал ходатайствовать за него? — наливался пенящимся гневом, как пивом, главный. — Ты понимаешь, что всех нас подводишь?
— Почему?. — запоздало возмутилась я. — Я ходила туда вовсе не от имени газеты...
— Вот это ты брось! От своего имени ты бы там с дворником говорила, а не со следователем по делу! И нечего фигурировать званием корреспондента газеты! Если я еще раз хоть что-то подобное узнаю, ты у меня, Ирина Прекрасная, в два счета вылетишь в корректоры! И не забывай никогда, что у тебя свое имя есть дома на кухне, а в любом учреждении ты представитель органа печати!
— Хорошо, не буду забывать, — покорно кивнула я. — У меня к вам просьба...
— Слушаю...
— Вы не можете сами поинтересоваться судьбой этого дела у следователя Бурмистрова?
— В этом нет никакой необходимости. Бурмистров — опытный специалист и объективный человек...
— Понятно, — кивнула я. — Тогда разрешите мне взять интервью у Барабанова...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.