— Накось, выкуси... Выкусить это было невозможно.

Шкурдюк покачал головой сострадательно и сказал:

— Мы ему с самого начала предлагали: давай закончим по-хорошему! А он все упирался, понт свой козлиный давил. Вот, пусть теперь попляшет, пусть знает: первый раз прощается, второй запрещается, а на третий навсегда закрывает ворота. Га-га-га...

Я вздохнула и сказала примирительно:

— Ладно, Шкурдюк, хватит. Нам бессмысленно говорить об этом, мы явно не договоримся. Скажите мне, вы женаты?

Шкурдюк обрадовался:

— Бог миловал! Зачем мне жениться? Сейчас настоящему мужику жениться нет резона. Все, что можно хорошего от бабы получить, она и без женитьбы тебе даст...

— А кто ж эта женщина была с вами в такси? Шкурдюк оборвал резко смех, как топором отрубил, наклонился ко мне через стол и сказал отчетливо:

— Никакой бабы с нами не, было! Нечего выдумывать!

Я встала и сказала:

— Спасибо за катание на «Энтерпрайзе». Мы еще с вами, безусловно, увидимся. Вы идете, пока врете...

Из парка я мчалась в прокуратуру на такси — так не терпелось мне сказать следователю Бурмистрову, что я думаю о Шкурдюке. Я не сомневалась: он меня поймет. Я смогу объяснить ему то, что не может сказать о себе Ларионов, он как-никак участник драки. Я скажу ему все, что я думаю о соблюдении достоинства, о пределах обороны человеческой чести, я скажу ему...

— ...Не жмите мне на сердечные клапаны, Ирина Сергеевна, — сухо улыбнулся Бурмистров. — Вот, взгляните, в протоколе фиолетовым по белому ясно написано: «Ларионов нанес дважды удары тяжелым тупым предметом в лицо Шкурдюку, после чего приемом силовой рукопашной борьбы перебросил через себя Чагина, выбившего головой витрину радиомагазина...»

— Каким еще тяжелым тупым предметом? — насторожилась я.

— А у нас все, что не нож, — тяжелый тупой предмет, — снисходительно пояснил Бурмистров. — Кулак тоже тяжелый предмет. Экспертиза судит по характеру повреждений... Так о какой еще там обороне вы ведете разговоры?

Он улыбнулся, глядя на меня, но улыбка у него была не ехидная и не добродушная, не веселая и не злая — она у него была дрессированная. По незримой команде растягивались бледные полоски губ, обнажая ряд ровных зубов с золотой коронкой сбоку, и эта улыбка не имела отношения ни к настроению, ни к теме разговора, а включалась скорее в его синюю форму с петлицами и зелеными кантами. Когда улыбка изнашивалась, он получал ее вместе с новым кителем на вещевом складе.

— Простите. Николай Степанович, мне захотелось вас спросить: а как бы вы сами поступили на месте Ларионова? Вы нарядный, с букетиком в руках собираетесь в гости или, пуще того, вы с дамой — и какой-то пьяница плюет вам в лицо?

Он насупился и провел рукой по своей тщательно организованной прическе — волосы были выращены в длинную косу на правой стороне головы и бережно разложены волосяной попонкой на гладком куполе плеши. Получался канцелярски-служивый оселедец.

— Я хочу вам напомнить, Ирина Сергеевна, что следственный кабинет не место для строительства беспочвенных гипотез...

— А все-таки? Ведь в жизни всякое может случиться... — напирала я.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 17
• 18
• 19
• 20
• 21
• 22
• 23
• 24
• 25
• …
• 27
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.