В обычной обстановке знамя постоянно было у Георгия, как у секретаря, в полевой сумке, бережно сложенное и завернутое в пергаментную бумагу. Вместе со знаменем лежали две гранаты-лимонки: в случае смертельной опасности он должен был уничтожить сумку и вместе с ней то, что было для них свято, – знамя. Уничтожить, но только не допустить, чтобы им завладел враг.

В середине мая 1943 года их отряд, перемещаясь из одного района Навлинского леса в другой, оказался в окружении. Партизанам предстоял тяжелейший бой, из которого – они это понимали – многие могли не вернуться живыми.

Но как быть со знаменем подпольного райкома комсомола? Ведь в партизанском бою не пойдешь в атаку под развернутым стягом. И тогда бюро решило: знамя и другие документы подпольного райкома спрятать в надежном месте, чтобы потом, если кто-нибудь из них останется в живых, забрать его обратно в отряд.

На рассвете 20 мая, накануне боя, Георгий с двумя партизанами, чуть отойдя от расположения отряда, поднялись по крутогору в густолесье и под высокой раскидистой елью вырыли небольшую яму. Дно застелили еловыми ветками, опустили туда полевую сумку со знаменем, а на нее поставили запасное питание для отрядной рации. Сверху заложили яму дерном. Убедившись, что все сделано незаметно для посторонних глаз, они, стоя под елью, дали друг другу клятву, что обязательно вернутся сюда.

17 часов подряд дрались партизаны не на жизнь, а на смерть. Многих своих товарищей недосчитались, но отряд все же остался боеспособным соединением. И знамя было сохранено – через несколько часов Георгий с товарищами принесли его в отряд.

Больше они со знаменем до конца партизанских действий не расставались. Оно всегда было в отряде, впереди отряда. Простое и скромное, как солдатский подвиг. И как солдатский подвиг – великое в этой своей выстраданной простоте.

* * *

Окончилась война. Наступило иное время. Мирное. Страна постепенно залечивала раны. И теперь алое комсомольское знамя звало молодых пахать землю. Собирать станки и машины. Варить сталь. Возводить плотины и города. Прокладывать в тайге железнодорожные магистрали. Перед комсомолом распахнулся большой и прекрасный мир созидания. И миллионы молодых людей вступили в этот мир – звонкий и неудержимый, веселый и открытый, величаемый просто и емко: комсомольская ударная стройка.

Когда в 1967 году было принято решение о строительстве в Жданове на заводе «Азовсталь» нового цеха – стана «3600», подобного которому до сих пор не было ни на одном металлургическом заводе страны, на его месте тихо и незаметно располагался старый грабарский поселок. Первые комсомольцы прибыли сюда, когда бульдозеры сгребали. в кучу неказистые домишки, а на их месте уже стоял экскаватор и, урча, ковш за ковшом наваливал грунт в самосвалы. Приезжих не встречали ни митингами, ни громкими речами – а вокзала ребята прямиком шли в отдел кадров «Азовстали», а оттуда – в комсомольский штаб стройки. Штабисты – народ деловой и энергичный – брали их под свою опеку и знакомили с будущим местом работы.

А они и сами знали: их руками должен быть возведен гигантский стан «3600». В титульных листах девятой пятилетки он числился важнейшим объектом отечественной черной металлургии. Этот стан был очень нужен стране. Потому что очень нужна была толстолистовая сталь. 1 миллион 750 тысяч тонн высокопрочного листа, крайне необходимого для производства труб большого диаметра, постройки океанских судов, сооружения новых мостов и котлов для энергетических гигантов.

...Глубокая лента котлована под фундамент главного корпуса протянулась по промплощадке почти на два километра. Поднимая за собой шлейфы серой пыли, во всех направлениях носились грузовики с опалубкой, арматурой, кирпичом, бетоном. Постепенно прибавлялось на площадке и людей – приступали к работе каменщики, бетонщики. Это было самое начало.

Наиболее сложные по конфигурации фундаменты поручили «вязать» комсомольско-молодежной бригаде Зиновия Федченяка. Только два месяца прошло, как собрали ее, к тому же стихийно. Просто взяли и приставили к нему, опытному арматурщику, за плечами которого была не одна стройка, зеленых новичков.

И вот сразу такое ответственное дело, которое под силу лишь опыту и мастерству. В бригаде и так-то последнюю неделю работа не ладилась: из четырех звеньев два еле-еле дотягивали до нормы, а два других и полнормы не всегда делали. А тут еще неожиданно пошли дожди...

Федченяк буквально разрывался на части: бегал от звена к звену, объяснял, что и как надо делать, сам не раз вставал то на опалубку, то на сварку, но дело – он видел это – в целом подвигалось очень и очень медленно.

К концу смены дождь постепенно стих, показалось солнце, а на душе у Зиновия скребли кошки. Он впервые за два дня снял с себя тяжелую, пропитанную водой брезентовую робу, присел на сложенные в штабель щиты опалубки, вынул из пачки «беломорину». В. то время как пальцы Зиновия нервно разминали папиросу, подошел Анатолий Янчук, комсорг бригады, опустился на корточки перед бригадиром.

– Слышь, Зиновий, чего-то ни черта у нас не получается. Если так и дальше пойдет, ребята бузить начнут. А потом и разбегаться...

– Это ты сам придумал или они тебе сказали? – насторожился Федченяк.

– А ты не слышал разве, как Пивненко в обед сокрушался, что нас скоро в «Молнии» пропечатают, на всю стройку ославят. «Я, – говорит, – с берегов Невы на берега Азова не за позором, а за почетом ехал...»

– Чтоб почета добиться, Толя, надо малость всем сначала подучиться. – Зиновий вскочил со штабеля. – Ты раньше с арматурным делом был знаком? Нет. А брат твой, Виктор? Тоже нет. Может,

Пивненко у нас профессор в этом деле? Или Комлев, или Дробязго? То-то и оно.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.