Анна и Сергей Литвиновы. «Святки-1840»

Немудрено, что едва ли не все воспитанницы были по-детски влюблены в своего учителя и соперничали между собой за его внимание и похвалу.

Помимо глубоких знаний и приятных манер, француз обладал весьма выразительной внешностью: гладко выбритое лицо, хищный нос, пронзительный взгляд из-под кустистых бровей. Немудрено, что при виде его трепетали сердца не только юных воспитанниц, но и дев на выданье, и даже благородных матрон, добродетельных матерей семейств.

Личность учителя пленила в свое время и Машеньку. Ах, сколько слез она, десятилетняя девочка, пролила от невозможности объяснить или выразить свои чувства! Сколько часов провела в сладкой истоме, предаваясь мечтаниям о его поцелуях!..

О своем детском увлечении Марья Николаевна после замужества в шутливой форме поведала графу. Она считала, что меж супругами не должно быть секретов ни в настоящем, ни в прошлом. Павел Иванович добродушно и снисходительно выслушал рассказ юной жены, однако сердце его, против воли, царапнула в тот момент ревность…

Но у Павла Ивановича имелись изрядные основания ревновать и другого гостя. Николай, старший сын К-ных, стал ее подлинной первой любовью. (О ней юная графиня, старавшаяся быть перед мужем честной во всем, также поведала супругу).

Влюбленные таили свои чувства и от домашних, и от самих себя, но решающее объяснение все-таки состоялось. Николай стоял перед Машей на коленях и умолял стать его женой. Он говорил, что завтра же явится к своей матери и попросит благословения на брак. Если же княгиня К-на не даст своего согласия, он тайно увезет Машу и обвенчается с ней.

Но Маша хорошо понимала, к каким гибельным разрушениям всего уклада жизни может привести ее брак с Николаем. Дела семьи К-ных были к тому времени полностью расстроены. Имение перезаложено. После смерти старого князя ни маменька Николая, ни его деспотичная бабушка не смогли управлять имением, а управляющие бессовестно обманывали их. Деньги утекали как вода, и спасти положение могла лишь женитьба единственного сына Николая на деньгах. Брак с бесприданницей поставил бы крест на надеждах К-ных возродить мощь фамилии, и едва ли княгиня К-на, благословит Николеньку на брак с Машей. . А жениться тайком, без родительского одобрения, означало обречь себя и будущих детей едва ли не на нищенское существование. Да и не могла Маша поступить столь неблагодарно с семьей, которая дала ей и ее сестрам все: и любовь, и заботу, и образование…

В тот памятный момент объяснения, обливаясь слезами, Марья Николаевна решительно отказала Николаю.

На следующий же день княгиня К-на - возможно, узнав от челяди о предложении сына, – немедленно отослала его в полк. Не смея перечить матери, Николай уехал...

Спустя полгода к юной Маше посватался старый граф О-ский. Отставной адмирал был для бесприданницы выгоднейшей партией. Павел Иванович слыл благородным, ученым и весьма милым человеком. Его седина, его стать, его манеры пришлись барышне по вкусу. Конечно, она не любила его – но он хотя бы не был ей противен. К тому же, замужеством она устраивала и свое будущее, и будущее обеих своих сестер, а семью К-ных избавляла от тягот опеки над тремя приживалками.

С тех пор минуло три года. Марья Николаевна ни разу не виделась с Николаем и не писала ему. Ей стало даже казаться, что она полюбила пятидесятилетнего графа.

И вот – снова он. Тот, известия о ком Маша получала лишь кружным путем, через сестер К-ных. Николай возмужал. Черты лица его загрубели, но в глазах был тот же огонь…

Последний гость, маленький, кривоногий, волосатый мужчина, ряженый в костюм дворника, оказался полковым командиром Николая - храбрец, игрок и жуир Евгений Л-кой. Николай пригласил его погостить в своем имении. Вечно в долгах, ни кола, ни двора, Л-ской охотно принял приглашение хлебосольного семейства и уже успел, судя по взглядам и репликам, которыми он обменивался с сестрами К-ными, стать почти своим.

Слуги расставили на столе закуски, кушанья, графины с наливками, и началась непринужденная беседа, за которой вскоре последовали танцы.

Полковник Л-ской совершал уморительные прыжки, Легран пригласил на менуэт самую старшую из барышень, Елену, лицо которой сияло от удовольствия. Соня с Натальей принялись танцевать вальс, да запутались в шальварах и едва не грохнулись, вызвав всеобщий взрыв хохота.

Дух веселья и карнавала разливался по гостиной. Даже слуги, меняющие блюда, задерживались в дверях и со снисходительной улыбкой наблюдали за господами.

И только отставной адмирал сидел в одиночестве за столом над своим бокалом, глядя на танцующую молодежь. Он снова и снова с удовольствием отмечал, что его юная супруга не выказывает ни смущения, ни волнения, находясь рядом с предметом своей девичьей страсти . Да, она поглядывала на Николая и смеялась его шуткам, но гораздо больше внимания уделяла Л-кому. Заметив, что граф скучает в одиночестве, Машенька совершила то, что наполнило его душу тихой радостью, - подбежала к нему и, низко склонившись над ухом, прошептала: «А ты знаешь, я ведь люблю тебя, мой Пашенька…»

Эти сладкие слова стали последними, которые слышал адмирал в своей жизни… Чтобы полнее прочувствовать признание любимой жены, наполнившее его сердце огромной радостью, граф отпил из своего стакана… но вдруг схватился за горло, захрипел и повалился без чувств прямо на паркет…

Марья Николаевна бросилась к супругу, рухнула перед ним на колени и приподняла его голову. «Пашенька! Пашенька!» - шептала она. Однако старый адмирал не приходил в себя, лишь хрипел с пеной на губах.

- Пустите, Марья Николаевна. - Легран решительно отстранил графиню и склонился над умирающим. Судорога прошла по телу графа, голова со стуком ударилась об пол, пена на губах сменилась рвотой, – а через секунду Павел Иванович перестал дышать.