Анатолий Иванов: «Зачем человек на земле»

Владимир Черкасов| опубликовано в номере №1375, сентябрь 1984
  • В закладки
  • Вставить в блог

Вот как сошлось. Я недавно вернулся из поездки по промороженной иртышской тайге. А ярко вспоминал о наших беседах с писателем Анатолием Ивановым прошлым летом. Это были дни, когда шла премьера заключительных серий телеэпопеи «Вечный зов», за первую часть которой коллектив ее создателей удостоен Государственной премии СССР. Мы сидели с Анатолием Степановичем в его кабинете главного редактора журнала «Молодая гвардия», и он снова собирался в поездку на Урал и дальше, за горы, по родной Сибири.

Воспоминания ясно ожили сейчас, потому что читаю только что вышедшее в периодике интервью Анатолия Иванова и, вдумываясь в размах размышлений писателя, обостренно понимаю, почему предисловие к его собранию сочинений названо: «XX век в изображении Анатолия Иванова». В своем интервью Иванов говорит о социалистическом реализме, об экологии, об умелом хозяйствовании на нашей земле. И я невольно думаю о могучей пружине, заложенной в его рассуждениях, об основе всего его творчества, сжато обозначенной им раньше: «Высший смысл и назначение литературы – отображать народную жизнь во всей ее полноте. Высший человеческий идеал – создание на земле такого общества, в котором все народы были бы братьями, имели бы неограниченную возможность проявлять все свои лучшие качества. И всякий владеющий пером только тогда будет считаться писателем, если своим творчеством будет способствовать созиданию такого общества».

Мое открытие прииртышского края, конечно же, тоже было связано с образами книг А. Иванова. В Омске, глядя на купечески осадистые, в снежном оторочье постройки прошлого века, я думал о соседнем Новосибирске (в романе «Вечный зов» – Новониколаевск). Удивительное чувство узнавания поглотило 400 километров таежной дороги: мы ехали в центр бывшего партизанского края – Седельниково. Кроны исполинских деревьев тяжко клонились под усиливающимся ветром.

– «Верховик» подул, – многозначительно сказал шофер, положивший накануне в багажник два охотничьих ружья в чехлах.

Первозданно, кряжисто обступила нас Сибирь, и вспомнились точные слова сибиряка Валентина Распутина, высказанные им на страницах альманаха «Сибирь»: «Сибирь – это Сибирь, которая имеет свое имя, лежит на своем месте и выработала свой, ни на что другое не похожий характер. Из конца в конец и из края в край над нею витает свой дух, словно бы до сих пор не решивший, быть ему добрым или злым, в зависимости от того, как поведет себя здесь человек».

В седельниковской школе, в Музее боевой славы нам показали карту партизанского движения с красными стрелами боевых походов. С пожелтевших фото смотрели на нас бойцы в папахах с ленточками наискосок, в помятых шинелях. В подписях не встречались фамилии героев «Вечного зова»: Субботин, Кружилин, Назаров... Но в лицах партизан нетрудно было угадать и Кружилина, и Назарова, и Субботина. После очередной поездки на родину Анатолий Иванов говорил, что в Субботине есть многое от местного секретаря обкома: его высокая партийность, его государственная заботливость. В Кружилине многое от райкомовского партийного руководителя – его беспокойство о судьбе каждого рабочего или колхозника, живущего в его районе, его отчетливое понимание того, что каждая горсть зерна, каждый грамм масла – это частицы, из которых складывается богатство, могущество Родины, а значит, и счастье людей. А в председателе Панкрате Назарове есть та великая и неистребимая любовь к земле, к сельскому труду, которую видел писатель у руководителей колхозов, раскинувшихся на землях, где Анатолий Иванов родился и вырос.

Каков же тот сибирский край – Алтай? Каков «дух» ивановской литературной и всамделишной «малой» родины? «Эталон красоты европейской – Швейцарию к Горному Алтаю подставляют особенно часто, – пишет иркутянин В. Распутин в статье (альманах «Сибирь»), – природа здесь не просто живет, а царствует, безбрежно и безвластно и, словно устыдившись своих высот – высот не над уровнем моря, а над уровнем человеческого восприятия, начинает от великодушия спускаться вниз, с державной легкостью снося свои богатства, чтобы, как зримые божественные звуки, прозвучали они задушевно и ободряюще. Не случайно именно здесь, на Алтае, два столетия подряд искали русские люди таинственное беловодье, легендарную страну, устроенную, как рай земной, где они могут зажить в полном счастье. Искали и, по их представлениям, находили... начинали строиться и пахать – было же, значит, в этих местах что-то особенное, не рядовое, что заставляло смотреть на них с благословенной надеждой».

«Человек на своей земле» – так классически можно назвать одну фотографию Анатолия Иванова давней поры, сделанную на его родине, в селе Шемонаиха на берегу светлой Убы. Прищурившись, он смотрит на реку, на лодки, паром, на резкие контуры великаньих каменистых сопок в неохватном прозрачном небе. И там, за рекой, высокий, с отвесными стенами утес, который теперь прозывают Марьиным. Окрестили в честь героини романа «Тени исчезают в полдень» Марьи Вороновой, будто бы и въявь убитой кулаками на его вершине.

Вот как запало писательское слово в сердца земляков. Литературный образ как бы слился с породившей его родной землей. Художественная идея обрела наглядную горную высь, потому что силы и вдохновение дал ей народ. Река Уба зовется в книгах писателя Светлихой, Громотухой, а Шемонаиха, затерянная среди алтайских гор и холмов, – Шантарой.

Здесь жил Анатолий Иванов до окончания десятилетки, полностью разделив в военное лихолетье тяготы матери, оставшейся без мужа с тремя детьми на руках. Как тогда жили-были в Шемонаихе – Шантаре? Представление об этом вынесли теперь не только давнишние читатели прозы А. Иванова, но и десятки миллионов телезрителей, посмотрев семисерийный фильм, созданный по второй части романа «Вечный зов», завершивший 19-серийную эпопею.

На экране вновь ожили герои писателя. И было узнавание давнишних знакомых захватывающе интересным, словно они спутники твоей собственной судьбы. Да так оно и есть: ведь вся эпопея снималась десять лет.

Широк интерес к экранизации самого известного романа Иванова. В этой связи уместно взглянуть на такую особенность творчества писателя, как драматургия его письма. Склонность эта – ключ ко многим ипостасям художника. Например, любопытно, что многие наши крупные прозаики, чьи произведения экранизировались, как правило, не удовлетворены их кино- и телекачеством. Анатолий Иванов, на моей памяти, первый, кто удовлетворен экранизацией своих произведений. Впрочем, он не вполне согласен с самим термином «экранизация». Вот что пишет Анатолий Степанович в одной из своих статей:

«Мне кажется, мы неправильно называем фильм или телефильм, поставленный по литературному произведению, экранизацией. Вот, скажем, заснятый на кинопленку без всяких изменений театральный спектакль – это экранизация. А созданное на основе романа, повести или рассказа кинематографическое произведение никогда слепо не копирует прозаический оригинал, да и сделать это невозможно. Следовательно. так называемая экранизация любой литературной вещи есть всегда создание нового, оригинального произведения в другом жанре, ибо в этом новом произведении всегда будут ярко выражены творческие принципы и методы художественного исследования жизни его автора – режиссера-постановщика. его миропонимание, его нравственно-философские идеалы».

Понятно, что в такой переработке большую роль играет писатель, автор сценария.

– Я всегда участвую в работе съемочной группы до последнего кадра, – говорил Иванов в одну из наших летних встреч.

Непросто Анатолию Степановичу выкраивать время от своих писательских и редакторских забот, чтобы постоянно быть в курсе съемок. Но только от такой сопричастности у сценариста может потом быть удовлетворение истинной законченностью вещи, когда-то родившейся под его пером. Присутствие писателя рядом с режиссером необходимо. Ведь здесь оживают плоды его воображения. И кому, как не ему, практически выверять новую жизнь своих образов.

– Важно понять, что кино и литература- – разные виды искусства, – рассказывал Анатолий Степанович. – Кинематограф более эмоционален. Человеческое восприятие монолитно вбирает художественные образы с экрана, у зрителей больше возможностей для сопереживания с актерами, авторами фильма, нежели у читателя. С учетом этого при съемке приходится постоянно художественно переосмысливать и прозаическое произведение, а иногда и сценарий.

19-серийный телефильм «Вечный зов» снимался известными кинорежиссерами Владимиром Краснопольским и Валерием Усковым. За долгие годы совместной работы мы научились понимать и привыкли доверять друг другу. Вот, скажем, один пример. По приезде на съемки в Норвегию режиссеры пришли к выводу, что в силу ряда технических и финансовых причин придется изменить место и обстоятельства гибели одного из героев – Семена Савельева. Что ж, надо, значит надо. Всего минут 5 – 10 у нас ушло на творческий разговор – и тут же я написал новую сцену, которая и появилась в фильме.

Подытожить слова Анатолия Степановича необходимо еще одной цитатой из его статьи: «Телевизионному кинематографу под силу романная форма исследования и отображения жизни... Каждая серия большого телефильма должна быть законченным произведением с определенной философско-нравственной темой, со своим четко выстроенным сюжетом. Характеры персонажей, заявленных ранее, должны получать какое-то новое развитие, качественно новое содержание, в судьбах героев должны происходить неожиданные изменения, значительные повороты. Все это предполагает, естественно, строжайший отбор жизненного материала, напряженную драматургию».

– Я не сторонник делить литературных героев на положительных и отрицательных без объяснения социальных истоков их характеров, – говорит Анатолий Степанович. – Бытие определяет сознание. А сознание многих людей перестраивается медленнее, чем развивается общество в целом. Наверное, я пишу о том, как новое борется со старым. Но это объективный жизненный процесс, который и является объектом исследования всякого художника

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены