— Да тебе-то, собственно, что до меня? — недоверчиво допытывался он. — Или я тебе брат? Или я тебе сват? А может, ты за чуткость надбавку к зарплате получаешь? — съязвил он под конец.
Однако Найденов продолжал терпеливо, по-доброму разговаривать с ним. Под утро парень размяк. Рассказал: зовут Анатолием, фамилия Силин, лет — шестнадцать. Профессия? Профессия, как в песне поется, и затянул простуженным, охрипшим голосом:
Бродяга я-а-а-а,
Бродяга я.
Никто нигде не ждет меня,
Не ждет меня... —
и, резко оборвав песню, бросил:
— Ну, а уж если бродяга, значит, и вор, ведь человеку есть-пить надо. Хотишь знать, что заставило? А если у тебя, к примеру, мать — пьянчуга, отчим тоже пьянчуга и если тебе только и делают, что бьют чем ни попадя, ты что, не убежишь куда глаза глядят? Вот я и убег. Попал в детский дом. Озлобленный был, как волчонок. Всем не доверял, всех ненавидел. Особенно воспитателей. Ну, ясное дело, и доставалось же мне от них! Я и оттуда убег. Бегал, бегал, пока не добегался до колонии. Пуще прежнего озлобился, ни на какие их перевоспитания не поддавался. И опять дал тягу. По каким только дорогам меня не мотало! Спал где придется. Ел что попадет. Воровать научился. Вот тогда я себе эту штучку и вытравил. — Анатолий закатал рукав и показал фиолетовую татуировку: «Нет счастья в жизни».
— Только знаешь, — Анатолий поднял голову и в первый раз за время, что шел их длинный разговор, посмотрел Борису прямо в глаза, — опостылела мне такая жизнь. Вот даю тебе честное слово, хочешь верь, хочешь не верь, а только я больше месяца воровством не занимаюсь. Потому и на мели сижу. У меня в кармане — вошь на аркане. — И он быстрым движением вывернул карманы брюк. На пол посыпалась всякая ерунда, но денег действительно не было. — Не мог я больше красть, — сказал он тихо. — Противно стало. Веришь?
— Почему ж не поверить?
— Так вот, слушай меня, — горячо продолжал Анатолий, — задумал я начать новую жизнь. Уже месяц, как задумал.
— И правильно задумал, — поддержал его Борис.
— Мечта у меня есть, — все так же горячо признался Анатолий, — уехать на родину. Обосноваться там, зажить, как все люди, ну чтоб дело по душе найти. Ручищи-то у меня смотри какие здоровущие, а делать ничего не умеют. И еще мечтаю — выучусь на инженера или хотя бы на техника. С девушкой у всех на виду под ручку ходить буду, и чтоб она меня не стыдилась, и чтоб вслед никто не орал: «Вот вор пошел!» Хорошая у меня мечта?
— Хорошая, — улыбнулся Борис.
— Только вышла у меня с моей мечтой загвоздка. — Анатолий с досадой начал ерошить вихор.
— Какая может быть загвоздка? — удивился Борис. — Самое главное — решиться.
— Главное, да не все, — насупился Анатолий. — Я уже знаешь, сколько над этим голову ломал, думал, череп треснет. Деньги для моей мечты требуются, вот что. Признаюсь тебе, я те деньги за одну ночь, хоть сегодня же, раздобыть могу. Да не хочу. Понимаешь, не хо-чу. — Анатолий так и произнес по слогам: — Не хо-чу, потому, считаю, новую жизнь надо с чистыми руками начинать.
— И правильно считаешь, — подтвердил Борис.
— Правильно-то оно, может, и правильно, да только заколдованный круг получается, — и помедлил, как бы взвешивая, говорить не говорить, сам, наверно, понимая, что вряд ли ему можно поверить, и все же решился : — Прошу тебя, будь другом, выручи — одолжи сто рублей. Понимаю, деньги большие, да и кто я, собственно, для тебя? Первый встречный и только. Но ты попробуй. Прошу тебя — попробуй. Слово даю, не подведу. Я тебе через четыре месяца все верну, тютелька в тютельку, и учти, не из ворованных.
Видя, что Борис молчит, и понимая, что означает его молчание, Анатолий прибавил тихо:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.