Над психикой американского молодого рабочего довлеют лозунги, ходовые понятия и измышления общества, пытающегося сопротивляться нажиму поднимающегося пролетариата.

Первое ходовое понятие, которое вдалбливается в голову пролетарского юноши, – это «каждый может стать президентом Соединенных Штатов». Каждый... за исключением иностранцев, сыновей иностранцев, негров, евреев, рабочих, их сыновей, женщин, левых и вообще честных людей. Рабочий думает, что пролетарием стал он только потому, что не имеет инициативы и достаточного образования. Обладай он большей решительностью и знаниями, убеждают его, он смог бы стать самородком, «человеком, который сам себя выдвинул», возвышающимся над толпой, сидящим на шее масс, вместо того чтобы другие сидели на его шее.

Но никогда еще жизнь так не разбивала иллюзий, как теперь. Сейчас классовое разделение стало очень четким, и, несмотря на желание взять пулемет и драться со спиртоносами, рабочий всегда остается эксплуатируемым и угнетаемым. Лозунг о «движущих силах, имеющих равные права», провозглашается каждым демагогом и педагогом, начиная с Герберта Гувера, и рабочий, которому прожужжали уши этим лозунгом, не видит, что «движущие силы» – это кнут эксплуататора, а «равные права» – это его, пролетария, право голодать. Его одурманивают всякими иллюзиями о возможности сделать карьеру и обогатиться, чтобы он не осознал своего истинного положения, чтобы он не принял участия в классовой революционной борьбе.

Лживая пропаганда кино, где продавщица обязательно выходит замуж за миллионера, где рабочий завоевывает сердце дочери богача, где убийца-контрабандист прославляется как герой и благодетель, заставляет молодого американского пролетария верить, что все так и есть на самом деле. Он пропитан фальшивыми истинами: «способного человека не затрешь», «кто умен, тот добьется своего». Он приписывает все успехи самородков индивидуальным качествам.

Все, что окружает юношу-рабочего, стремится скрыть от него реальность борьбы и эксплуатации. Джаз-банд, играющий модный танец, призывает к интенсивному расходу энергии, не находящей удовлетворения в общественной работе. Юноша выходит из танцульки весь перемолотый джазом, отнимающим избыток сил. Танец вместо радости приносит только усталость. Сама музыка – дурман. Слова песенок смазывают острые углы жизни. Они толкуют о любви, которой не существует. Но юноши и девушки, сидящие в темноте зала кино, очаровываются ложью халтурного автора песенок, который лупит свою жену и воспевает любовь в затрепанных, миллион раз слышанных словечках.

Хотя американская рабочая молодежь умеет читать и писать, в сущности, она безграмотна. Ведь грамотность заключается в понимании значения, духа книг и явлений, а не только их видимости.

Рабочая молодежь читает иллюстрированные газеты, составленные из лживых сенсационных фотографий и заголовков, вопящих о «драмах» буржуазного общества: убийство из-за денег, кража... Рассказы помещаются с таким расчетом, чтобы они как можно меньше касались повседневной жизни рабочего. Те редкие книги, что читает рабочая молодежь, – «правдивые рассказы о любви», рассказы о сексуальных переживаниях. Эту гнусную макулатуру стряпают подзаборные писаки. Другие книги и журналы живописуют блестящую жизнь какой-нибудь кинозвезды. Литературные коммерсанты, нанятые «звездами», чтобы делать им рекламу, печатают лживые рассказы «из жизни» своих нанимательниц. Хитрая авантюристка, всеми средствами пробивающаяся в звезды экрана, превращается в книге в «робкое дитя пустыни». Молодая работница ищет в себе сходства с «робким ребенком пустыни»; она не замечает реальности тяжелой жизни и настоящего пути к освобождению и счастью.

«Индивидуальность» – этот термин специально культивируется желтой печатью, популярной песенкой, кино; личность, индивидуальность – это ты. Гляди же, юноша, как ловко удается герою жениться на богатой наследнице, а девушке – выйти за гордого арабского шейха. При этом шейх никогда не бывает пожилым толстяком, но всегда молодой красавец, мужчина во всех отношениях идеальный. И девушка, которой наниматель все больше и больше сбавляет зарплату, попадается в ловушку кинообманов. То же самое и в спорте. Чемпиона представляют как незаурядную личность, чтобы отвлечь молодежь от действительности. Хорошего игрока продают и покупают, как товар.

В Америке избегают всего, что напоминает действительность. Пророчества неба и светил продаются, как предначертание судьбы и определение «личности». Шарлатаны сколачивают состояния, гадая по линиям руки, по почерку, по датам рождения, выпуклостям черепа, обещая жертвам скорую «встречу с темной женщиной», успех в жизни и «большое путешествие».

В действительности «встреча с темной женщиной» обращается в брак и усиление нищеты, а «большое путешествие» – в туберкулез и нервные заболевания.

Если супруги, отказывая себе во всем, имеют возможность купить домишко, долго ли он будет принадлежать им? Дом покупают всегда в рассрочку, уплачивая лишь часть стоимости, скажем, одну десятую, а остальное выплачивают помесячно. Через несколько месяцев или лет уплаты наступает полоса безработицы: нет ни места, ни случайного заработка; нет денег; дом отбирают, и все выплаченные раньше деньги пропали. Если же не «посчастливится» купить в рассрочку «свой» домик, снимают комнаты. Может быть, купят в рассрочку обстановку и мебель, но обязательно потеряют ее при ближайшем платеже: нет денег.

Не много есть в Америке рабочих, имеющих лучшие условия существования, и они стараются поддерживать свое исключительное положение, составляя головку профсоюзов и прижимая другие категории рабочих. При 10 миллионах безработных в эту зиму борьба за место так интенсивна, что зарплата все время падает, и рабочий должен трудиться вдвое больше, чтобы заработать свой минимум. Такова капиталистическая «рационализация». Рабочие фордовских заводов не могут ни вздохнуть, ни на мгновение оторваться от ленты конвейера. Матери, кормящие грудью, не смеют остановиться, чтобы покормить ребенка. Мужчин у конвейера такая работа доводит до судорог и нервных болезней. А рабочих санаториев в Америке нет. Филантропия – штука тяжелая, а доктора дороги. Нет рабочих клубов с их бодрящей товарищеской атмосферой. Зато до «антиалкогольного закона» было множество кабаков. Тогда молодежь пила с горя. А теперь юноши отправляются в темные притоны самогонщиков, чувствуя себя героями детективных фильмов. Обнищавшие рабочие тащат последние гроши и получают ядовитый спирт, от которого слепнут и умирают. А иногда молодежь вовлекается в «спиртовую войну».

Я знал одного молодого электротехника, получавшего хороший оклад, но, конечно, недостаточный, чтобы вести роскошный образ жизни. Он с женой жил так, как живут средней руки городские рабочие. Он гордился тем, что его жена требует меховое манто. В Америке молодые женщины пойдут на все за меховое манто. Они покупают манто в рассрочку, становясь на целые годы рабами меховщика. А если безработица наступает до выплаты всей суммы, пропадают и деньги, и манто... Меховые манто и шелковые чулки порабощают американских работниц.

Мой электротехник хотел, чтобы его жена была хорошо одета. Это послужит ему рекламой: люди будут его считать богатым. Как достались человеку деньги, неважно. Самое важное в Америке – «он богат». Он может красть и убивать, поджигать свой дом для получения страховой премии, может избивать насмерть рабочих, если он «достаточно умен, чтобы добиться своего», больше ничего и не требуется. Электротехник стал контрабандистом, начал продавать спирт. Купил автомобиль. У жены появилось меховое манто и шелковые чулки.

Молодой рабочий насквозь пропитан предрассудками буржуазии. Правящий класс обостряет рознь между белыми рабочими и неграми, американцами и иностранцами. Эта рознь искусственно возбуждается во время обостренных классовых боев. Со мной в доке работало двое семнадцатилетних парней. Они приехали с юга. Темные, забитые, из сорта «белый хлам», они всю свою получку пропивали. У нас на Севере бывают полисмены-негры. Ребята заявили, что скорее умрут, чем дадут негру арестовать себя. Они с восторгом рассказывали, как одного негра за непочтительность привязали к дереву и изрешетили пулями. Вот из таких ребят и состоит толпа, одобряющая линч, созданный предпринимателями. Такие становятся солдатами империализма. Безработица гонит ребят в армию, девушек толкает на проституцию.

Но в это темное царство проникает луч света. Сперва охватившее только рабочих-иностранцев Нью-Йорка и больших городов, оппозиционное революционное движение захватывает теперь и коренных американских рабочих. Против этого движения ополчились лидеры социал-фашистских профсоюзов. Но движение растет.

На юге, в стране линчевания, коммунистическая молодежь организует в один союз белых и негров. В ответ предприниматель усиливает репрессии: линч, тюрьма, электрический стул. Но сила солому ломит. Южные рабочие распевают песни классовой борьбы и негров зовут товарищами. В городах радикальная рабочая молодежь танцует с неграми и она же демонстрирует против империализма и белого шовинизма. При стачках она выставляет пикеты и бьет штрейкбрехеров. Она посещает рабочую школу, берет уроки классовой борьбы, познает законы социальных сил, методы объединения и борьбы на политическом и культурном фронтах.

Молодежь – ударная бригада компартии САОШ; при колоссальной безработице в Америке она деятельно помогает партии нести в массы азбуку коммунизма. Она является той молодой силой, при помощи которой коммунизм раскрепостит социальную творческую энергию угнетенных масс, очистит общество от буржуазных дурманов, обманов и пороков.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.