«Буржуазные революции, как, например, революции XVIII века, быстрее стремятся от успеха к успеху, их драматические эффекты импозантнее, люди и события как бы озарены бенгальским огнем, экстаз является господствующим настроением каждого дня; но они быстротечны, скоро достигают своего высшего пункта, и продолжительное настроение похмелья охватывает общество, прежде чем оно успевает трезво усвоить себе результаты периода бури и натиска. Напротив, пролетарские революции, каковы революции XIX в., непрерывно критикуют самих себя, то и дело прерывают свой ход, возвращаются назад и заново начинают то, что, по-видимому, уже совершено, с беспощадной суровостью осмеивают половинчатость, слабость, недостатки своих первых попыток, низвергают противника, как - будто бы для того, чтобы он набрался новых сил и встал перед нами еще более могучим, все снова и снова отступают назад, пугаясь неопределенной колоссальности своих собственных задач, пока, наконец, не будут созданы условия, исключающие возможность всякого отступления, пока сама жизнь не заявит властно: Hic Rhodes, hic salta!"

Седой Кржижановский читает отрывок из марксова «18 брюмера Луи Бонапарта». Hic Rhodos, hic salta! - Здесь Родос, здесь прыгай! Вот он, решительный прыжок «из царства необходимости в царство свободы»: по правую руку докладчика большая карта, а на ней отмечены электростанции, проектировавшиеся по плану ГОЭЛРО; по левую руку другая карта - на ней электростанции, построенные, строящиеся и проектируемые по пятилетнему плану. На первой карте легко счесть кружки, на второй они насыпаны гуще, самые кружки толще (киловатты станции измеряются сантиметрами диаметра). В отличие от «драматических эффектов» буржуазных революций, социалистическая пролетарская революция озарена не бенгальскими огнями, а мощными электросолнцами. Гений Маркса предвидел это. Пролетарская революция XX века уже не пугается «колоссальности своих собственных задач», «сама жизнь» уже заявляет властно: «здесь прыгай».

Вот почему Глеб Максимилианович, делая доклад о десятилетии ГОЭРЛО, цитируя Маркса, заявляет, что цитируемые слова применимы не только к политической борьбе пролетариата, но и к его хозяйственному строительству.

Были (и есть еще) люди, не понявшие властного требования жизни, были они даже в числе специалистов - составителей плана ГОЭЛРО. И об этом рассказывал Кржижановский. Одни злобно говорили о «бреде жестоких фанатиков», другие в ус подсмеивались над «фантазиями большевиков», а третьи, подобно одному из приглашенных к составлению плана ГОЭЛРО, пожимали плечами по поводу неграмотности большевиков, дерзающих мечтать (или мечтающих дерзать) о подобных планах: - Кржижановский пишет электрификация, а надо электрификация, большевистский - плановик грамоты не знает, - подсмеивался какой-то специалист. А если так, можно это слово еще иначе написать: электрификация.

... Надежды на неграмотность не оправдались. Этой транскрипции большевики не допустили, они сумели воспрепятствовать превращению электрификации в фикцию.

Многие кружки на карте - это уже не нарисованные круги, а мощные турбины, гигантские фабрики тепла и света...

Назад, назад! Вопреки всем правилам репортажа делаем четвертьвековой прыжок назад, в тысяча девятьсот пятый.

Погаснул газ, погасло электричество. - И спрятался его величество.

Это строчки Сологуба о первых громах революционной грозы. «Погасло электричество». Стоп, снова вперед: возвращаемся в сегодня. Теперь поэты пишут о киловаттах, о турбинах, о ярко горящих электроогнях, о мощных потоках электрического тока, орошающих советскую землю. Таков размах революции. От первоначальной фазы разрушения она перешла к высшему созиданию. Не сразу перешла.

Двадцатый. Вот одно из описаний Восьмого всероссийского съезда советов.

... Затихают раскаты революционной грозы. Электрификация. Громадная карта на сцене Большого театра и на ней, как в сказке, вспыхивающие красные огни и искорки, из которых разгорятся мощные костры тепла, света, энергии, изобилия. Сельское хозяйство, его возрождение. Гидроторф. Снова сельское хозяйство. Уголь, Донбасс...

На этой же сцене Большого театра в 1929 г. на Пятом, но уже Всесоюзном съезде советов - снова огромная карта. Снова зажигаются огоньки... Звездочки угольных шахт, красные и голубые кружки электро- и гидроэлектростанций, зеленые квадратики совхозов, красные змейки железных дорог... Это огни сегодняшнего дня и близкого пятилетнего завтра. Многие из них уже горят не на карте, а ослепительными огнями выстроенных электростанций, заревом домен, семафорами Турксиба. Уже много «красных огоньков, искорок» мощной и властной рукой перенесены с той первой карты на подлинник карты (масштаб 150 миллионов), на лицо советской земли.

Когда Уэльс в 1920 г. посетил Москву, побывал в Кремле, поговорил с Лениным, он написал книгу, которая называла Ильича «кремлевским мечтателем». Великие планы Ильича казались этому буржуазному писателю мечтаниями, превосходящими даже его, Уэльсову, фантазию. Уэльс слыхал о плане ГОЭЛРО. И свою книгу он назвал «Россия во мгле!» Снисходительный скептицизм Уэльса очень удачно изображен Кирсановым в его прекрасной поэме «Пятилетка»:

Ловко придумано:

«Го-Эль Роо»...

Полгода ж

не просчитать им...

Электро-Россия!

Никое перо

У вас,

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.