Эти маленькие круглые хлебцы! Сколько их в те далекие времена я съел! И сколько проиграл! И сколько задолжал ростовщику Слоенову!...
Мне кажется теперь, что в этих американских яствах был заложен микроб страны, которая нам посылала их, потому что никогда до этого не было в Шкиде такой оживленной торговли и не было биржевой и картежной игры в верхней и нижней уборных.
Шоколадная каша, пройдя через кордон халдейской слежки, попадала в Шкид и становилась самой драгоценнейшей нашей валютой.
Целую осень и зиму мы поклонялись ей, и целую осень и зиму господин Гувер улыбался, как хороший человек.
А потом наступило лето. Оно обогнало весну, и первые дни июня были знойны и пахли потеющим лаком, камнем и пылью лабазов.
В знойные эти дни мы ходили купаться на Канонерский остров.
Мы купались однажды до вечера, а вечером возвращались домой через порт. Переехав на лодке канал, мы шли по цементной дороге набережной под розовым куполом финского неба, мимо грузных подъемных кранов, мимо пакгаузов и величайших элеваторов. Огромные корабли, прибывшие из теплых и холодных стран, из Африки и Скандинавии, соперничали высотой своих мачт и яркостью своих флагов.
Мы шли голодные и собирали окурки: среди них нередко попадались нам с золотыми мундштуками душистые чинарики египетского происхождения. Мы не интересовались другим, мы уже привыкли к запаху порта и к сутолоке его жизни, похожей на жизнь большой гостиницы.
Только один пароход - огромный океанский транспорт - показался нам интересным. На его флаге было 47 звезд, мы сосчитали их и спросили у Викниксора, что значит «Old Devil», как было написано на борту парохода.
Викниксор, усмехнувшись, ответил, что это значит «Старый чорт», и тогда мы заметили негров, которые стояли на баке. Они смотрели на нас сверху вниз, курили и улыбались, и белые зубы их блестели, как фортепьянные клавиши.
- Арапы! - крикнул им кто - то из нас, и самый высокий негр снял свой белый колпак и помахал им над черной каракулевой головой.
Другой, коротышка, ослепляя обилием зубов, стал кричать нам что - то; мы не поняли слов незнакомого языка и, по обычаю нашему, стали хором кричать:
- Камраден! - кричали мы. Камраден! Витте... Гебен эй, пожалуйста, эйн сигаретт. Камраден!...
Негры горланисто хохотали: они принимали, наверное, немецкие слава за какую - нибудь очень смешную русскую прибаутку; они отвечали нам своими прибаутками, и мы отвечали им смехом.
Уж финское небо от недвижности захолодело, и серая дымка покрыла его, и тут негр - коротышка, который кричал нам забавные слова, полез на реи. Он полез на реи, обрамлявшие палубу, и с ужимками балерины, напоминая страуса и обезьяну, стал танцевать смешной невероятный танец. Он приседал и подпрыгивал, ходил туда и обратно, вертелся и, растягивая, как юбку, широкие свои штаны, что - то пел такое же смешное и невероятное.
Другие матросы - их было шесть или семь - ему подпевали, а небо, совсем захолодев, опускалось все ниже и ниже, и вот где - то близко на палубе хлопнула стеклянная дверь. Негры испуганно вздрогнули. А коротышка продолжал плясать. На палубу вышел офицер. Он вышел спокойно, он был в белоснежных штанах и в синей фуражке с золотыми звездами.
А коротышка все прыгал.
Тогда офицер закричал, он закричал на том же языке, которым говорили негры, но этот язык стал вдруг неприятным и страшным. Он кричал и с каждым словом как - будто выплевывал что - то большое и круглое.
Негры вздохнули. Тогда коротышка забалансировал, подпрыгнул и соскочил вниз.
Мы не успели уйти. Тяжелая рука человека в звездной фуражке опрокинула негра. Он смачно чмокнул губами и упал ниц.
В 1-м номере читайте о русских традициях встречать Новый год, изменчивых, как изменчивы времена, о гениальной балерине Анне Павловой, о непростых отношениях Александра Сергеевича Пушкина с тогдашним министром просвещения Сергеем Уваровым, о жизни и творчестве художника Василия Сурикова, продолжение детектива Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.