Мы били копытами землю и поднимали кверху, как бубны и факелы, наши металлические миски и деревянные ложки.

По лужам и улицам мы пришли на Курляндскую, к дому, где раньше была гимназия. Теперь гимназии не было, мостовая возле темного дома была распахана, как яровое поле, и наискось ее пересекал поваленный фонарь.

У теплого подъезда мы с жадностью прочли:

«Питательный пункт АРА».

И распахнув стеклянные двери, мы ринулись туда, как на детскую елку с золотыми орехами и снегом из ваты.

В голубом коридоре мы стали, расширив ноздри.

Случилось так, что все мы родились до революции и запах шоколада, завернутого в серебряную бумажку, хранился в нашей памяти рядом с тенью родного дома и отрывками из «отче наш».

Этот запах, как хмель, ударил нам в голову.

Навстречу шла седеющая дама. Высокая, как приведенье, она как знамя несла в руках небольшой карандаш и блокнотик. Она сурово спросила, откуда мы и сколько нас, и, записав в блокноте «15», повела нас куда - то.

Мы пошли за ней, окончательно оробев и оставляя следы на матовом линолеуме пола. И вот она ввела нас в комнату. Здесь было светло и шумно, и стены были того же голубого цвета, но пахло здесь, кроме шоколада, еще опилками и аптекарским мылом.

За множеством столов сидели ребята и ели. Они так чавкали и так невозможно скрипели зубами, что мы испугались. Мы робко вошли в этот храм. Мы сняли шапки.

Повсюду звенела посуда. В густых облаках сладчайшего пара блуждали, как ангелы, девушки в белых халатах. Они разносили посуду с едой. Огромные медные баки стояли в углу и блестели. За ними стояли кухарки.

На голубых стенах висели портреты Линкольна и Вашингтона; цветные флажки и лозунги, в роде «тише» и «на пол не плевать» - украшали стены.

Прошла минута, и мы уже сидели за белым столом под лозунгом «полощи зубы», и барышня, вблизи не похожая на ангела, возвращала нам наши миски, полные каши. Эта каша была приготовлена из чистого шоколада. Мы зачерпнули в нее наши старые заусенистые ложки, разинули рты, захлебнулись, и наши языки, задрожав, как языки колокольчика, растаяли, как снег.

Над нашими бритыми головами, над лозунгом «полощи зубы» улыбался человек, напечатанный на бумаге. Это был мистер Гувер. В то время он не был еще президентом, он висел на стене и улыбался, как хороший человек.

Через час мы вышли оттуда, икая от сытости. Мы несли с собой наши грязные миски и неясное чувство, которое выносит подросток из комнаты первой женщины.

Нам было грустно, и грустно теперь вспоминать этот вечер.

На следующий день мы не пошли на «американку». Мы не имели права.

Пятнадцать кипчаков, громыхая посудой, строились во дворе в пары, когда мы садились ужинать. Они шли по лужам и улицам, подняв, как мечи и щиты, деревянные ложки и миски, а мы с отвращением ели скучное шкидское варево: пшенную кашу с камнями.

Лишь на четвертый день мы снова попали туда. И снова мы обжирались экзотической жратвой; теперь нас кормили маисовой кашей, какао и белыми булками.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.