Директор училища. Да, сегодняшний разговор многое для нас открыл... И прежде всего то, что у вас, ребята, нет своего коллектива. Честно вам сказку – для меня это открытие. Открытие горькое.
Что нам теперь делать? Я думаю, будет вполне целесообразно расформировать вашу группу...
Ученики. Мы не хотим... Почему это?.. Вот так здорово!..
Директор училища. Да, вывод напрашивается один: группу необходимо расформировать. И чем скорей, тем лучше. Искусственно коллектив никогда не создаётся, коллектив рождается изнутри.
Мастер группы. Не буду скрывать, сегодняшнее собрание для меня – большое потрясение. Я просто не ожидал... Я потрясен... Никогда не думал, что вы, ребята, после того, сколько я для вас сделал... что вы отплатите такой черной неблагодарностью... Это у меня просто не укладывается в голове! Я не хочу сказать, что я во всем прав. Нет. Но не настолько же я вам... эх, да что там говорить. Ну, давайте поговорим о походах. Да, я обещал вам сходить в поход. И теперь понимаю, что был неправ, не сдержав слова. Но, честное слово, я никогда не думал, что для вас это так валено. Ну вы хоть раз подошли, сказали мне открыто, прямо, мол, то-то, то-то и то-то? У меня так получилось: когда я обещал пойти с вами, я не смог пойти по семейным обстоятельствам. А объяснять вам это... ну как вам объяснила, ведь тут нужны человеческие слова, а вы человеческий язык не понимаете! Я давно убедился: с вами по-человечески нельзя. Только поверишь вам, только доверишься – а вы, глядь, уж подвели. Не знаю, как у других, но меня вы столько раз выводили из себя, что никаких сил нет сдержаться... Подходишь к одному: почему не ходишь на занятия, почему не был на практике, почему то, почему это? – а он стоит и самодовольно-нахально улыбается...
Ученик. Ну, мы и не говорим, что мы всегда хорошие...
Мастер группы. Вот сейчас-то вы хорошие... А посмотреть на вас в другое время... Ведь отцы, матери ваши приходят ко мне, умоляют: сделайте все что угодно, примите какие угодно меры – только поставьте моего сына на путь истинный. Иные матери, у кого нет мужей, со слезами просят: «Будьте ему за отца! Будьте с ним пожестче! Построже!» И ведь, честное слово, иной раз не удержишься... целый день с ними бьешься-колотишьея, а они... Коллектив? Да какой вы коллектив – вы просто болтуны и больше никто.
Ученик. Мы, конечно, не так чтобы уж совсем мастера не признаем. Мы и сами хороши бываем. Это правда. Но получается, он нам не верит, а мы ему не верим... Директор сейчас сказал: разогнать нас. А мы не хотим. Почему это нас расформировывать? Мы хотим быть вместе...
Директор училища. А для чего вам быть вместе?
Ученик. Мы, конечно, согласны, никакой интересной жизни у нас нет. И я предлагаю так, хотя бы для начала. Пропустил, например, урок – ребята сами вызывают тебя на бюро, на собрание. Пришла в голову идея – поделись со всеми, можно обсудить с мастером. Но только честно чтоб, по-настоящему, не бояться никого... А то начнется опять...
Ученики. Правильно он говорит... Мы согласны... Сами будем раскачивать свою жизнь...
Председатель учкома. Так или иначе, а все мы пришли в конце концов к одному: к разговору об ответственности каждого из нас за свои дела. Сегодня мы поняли, что коллектива в вашем классе нет, а коллектив должен быть. Так? Так. И это самое главное, о чем мы теперь должны задуматься...
Представитель горкома комсомола. Я вполне согласна с теми, кто сегодня упрекнул комсомольцев группы в пассивности. Я думаю, молодежь не должна так жить. Да и не может так жить. Директор училища предложил расформировать вашу группу. Не думаю, что это будет выход из положения. Я уверена, сила для сплочения в ребятах есть, потому что налицо главное – боль и тревога за свои дела, за свою жизнь. Именно поэтому я глубоко убеждена, что пришло время не расформировывать группу, а как раз наоборот – формировать ее. Формировать коллектив.
После собрания, затянувшегося до глубокого вечера, учителя не могли сразу разойтись по домам. Чувствовалась общая растерянность. Впрочем, не только растерянность, не только подавленность от всего услышанного и сказанного застыли в их глазах, но и грусть, и душевная боль, и даже чувство стыда. Такие глаза обычно встречаются у родителей, которые до какой-то определенной, роковой минуты уверяют себя, что их дети самые лучшие, самые послушные, самые надежные. И вдруг выясняется... Хотя, надо сказать, не на всех лицах можно было прочитать раскаяние, боль и растерянность. Некоторые глаза смотрели враждебно, настороженно, агрессивно.
– И теперь, конечно, вы про все это напишете, и нас, конечно, сами понимаете... Так?
Этот вопрос задали как раз такие глаза. Значит, сам по себе разговор ни к какому серьезному размышлению не подтолкнул. Здесь звучало только откровенное беспокойство за себя, за свою служебную карьеру. А где нее беспокойство за судьбу ребят, за то, что между учениками и учителями нет главного – взаимопонимания, за то, что педколлектив потерпел сегодня жестокое поражение перед лицом открывшейся истины? А это действительно так, потому что сила или слабость ребячьих коллективов – это как бы лакмусовая бумажка работы педколлективов: ведь ученик – зеркало учителя.
Что мне было ответить на заданный вопрос? Дело в том, что классное собрание началось с одним непременным условием – говорить только правду, ничего не стесняясь и ни о чем не умалчивая, потому что важен именно ход разговора, важны общие проблемы, которые могут приоткрыться через этот разговор. И вот разговор состоялся. Назвать фамилии учителей и учеников значит свести разговор к частному случаю, а кроме того, не сдержать обещанного слова: не злоупотреблять доверием классного собрания, не сводить его суть к стремлению кого-то наказать, а кого-то оправдать. Нет, главное все-таки не в этом.
Главное – поговорить, разобраться, понять общие проблемы.
Из-за чего, собственно, разгорелся весь сыр-бор? В общем-то из-за обыкновенного и такого понятного желания мальчишек сходить в поход. Можно было бы, конечно, высмеять 15 – 16-летних ребят, которые сами не могут организовать простейший поход и пишут в Москву жалобные письма. По большому счету они, пожалуй, этого и заслуживают. Но здесь есть и другая сторона медали. Представим себе начало учебного года, знакомство мастера с учениками. В классе взаимное волнение, взаимное ожидание и любопытство. И не кто-то, а именно мастер в этот первый, такой важный для всех день обещает ребятам многодневный поход. Конечно же, ребята могут пойти в поход сами, но они ждут, надеются и верят, что мастер сдержит свое слово и что они вот-вот отправятся не в простой, а в многодневный и сложный поход. Оказалось только, что для мастера это было не слово, а красное словцо – щегольнул красивым обещанием и забыл о нем. Вернее, не столько далее забыл, сколько упорно старался забыть. Думаете, всю эту оскорбительную и лживую ситуацию не почувствовали ученики? Именно они-то и почувствовали острей других, потому что для юной души старинная русская пословица: «Не давши слово – крепись, а давши – держись...» – святая вещь. Мелочи? А вы продлите их во времени и сразу поймете, что последующие осложнения в жизни класса и это горькое разочарование в мастере – явления одного ряда.
Кстати, за день до классного собрания я встречался с мастерами училища. Это были разные люди, с разным опытом, с разными взглядами на жизнь. Но что меня удивило – это их общее убеждение: тут не то что одного, тут двух мастеров мало на эти сорвиголовы. Я почувствовал, это было выношенное убеждение, тут было что-то даже от своеобразной философии. И фундамент этой философии – железная дисциплина. Да, главное, что необходимо, на их взгляд, в работе с подростками, – это дисциплина. Не любовь, не доверие, не взаимопонимание, а именно дисциплина. Кто послушен, кто пострижен, кто вежлив, те хороши. Ну, а другие? Может, стоит все-таки сначала понять их, разобраться в их характерах, найти ключ к их душе, прежде чем работать с ними, тем более воспитывать? Вежливая, ироническая улыбка мастеров: их у нас не один десяток, если с каждым возиться, то... Точно так же и на этом собрании: кто бы что ни говорил из учителей, заметно явное стремление взрослых по любому поводу одергивать учеников, ставить их, как говорится, на свое место, из-за пустяка читать мораль. Острое ощущение человека со стороны – ребятам не доверяют, не верят им, не верят в них. Опекают, оберегают, предостерегают, наказывают, но только не доверяют. И вот на собрании открывается, что учителя еще ни разу не слышали от ребят откровенного слова, чтобы шло оно от души, глубоко выношенное. И учителя как бы не хотят верить в это. Это их удивляет. Поражает. Возмущает. И они упорно стараются вогнать создавшуюся ситуацию в привычные рамки: подчинить волю ребят своей воле. И тут выясняется, что для глубинно-искреннего разговора нет главного – взаимного доверия. Оно утеряно, расплескано по капле с первого дня рождения мальчишеского коллектива.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Размышления о рукописи М. К. Луконина
Роман