(Окончание)

Шум в зале стих. Балаганчик захлопнулся и на эстраду вышел вспотевший Бондарчук. Рядом с ним стояла Шура, держа в руках куклы, изображающие Гурьева, Крылова, Потрясаева и других. Пораженный зал безмолвствовал. А Крылов, не поднимая головы, видел по - прежнему только Шурины ноги и по инерции думал - почему Шурины? Как оказалась она в клубе на представлении?

- Товарищи, - сказал, наконец Бондарчук своим обычным голосом, густым, не громким, но внятным, так что его услышали в самых дальних уголках зала.

- Так вот где Шура! - Крылов вскочил с места и, сжав в руке свой сверток, хотел броситься прямо к ней. Но Бондарчук привычным ораторским жестом отстранил его.

- Товарищи, сейчас вот вас взволновало представление, разыгранное куклами. Это, конечно, очень хорошо. Но почему же в таком случае вас нисколько не волновали те же события, когда они проходили перед вами не на сцене, когда их разыгрывали не куклы на ниточках, не деревянные артисты, а живые люди? Когда слезы были не наведены акварельной краской, а текли из глаз живых, страдающих, волнующихся, любящих и негодующих людей. Вы не понимаете меня? Ничего, сейчас поймете.

Поговорим прежде всего о личном деле. Любовь - личное дело. Дружба - частное дело. Вражда - частное дело. Так мы привыкли говорить и думать. Но не всегда это верно. Посмотрите, до чего эти личные дела довели нашего товарища - Шуру Майкову. Я не буду пересказывать вам с начала всю ее историю. Вы и сами ее хорошо знаете, да и наши куклы, вероятно, лишний раз напомнили вам о ней. Недаром вы заставили нас прервать представление. Недаром всполошилась женорганизатор товарищ Киселева. Да, глядя на кукол и разыгранную ими пьеску, вы возмущались и негодовали, но почему, собственно, вы негодовали и возмущались? Негодовать вам нужно было на самих себя. Шура Майкова жива. Это - случайность. Будь у нее чуть послабее нервы, или не произойди мелкого, совсем незначительного события, о котором не стоит сейчас говорить; не случись, говорю я, этого совсем нечаянного происшествия, и страшные предположения Киселевой стали бы правдой. А теперь я вас спрошу: кто мог стать убийцей Шуры Майковой, и кто им чуть было не стал? Кто был бы повинен в ее гибели? Я говорю не об юридической вине, нет, я говорю о настоящем виноватом. Ну, ответьте же мне, кто виноват?..

Молчите, товарищи дорогие. Ну, когда так - я за вас отвечу: виноваты мы все вместе с вами. Ты, Гурьев, - ты, Астахов, - ты, Тереньтьев, - ты, Кацнельсон, и Зина, и вы, товарищ Потрясаев - мы все! Да, да, да! Не шумите, пожалуйста, дайте досказать. Разве не у нас на глазах разыгрывалась вся эта трагикомедия ненужной вражды? Разве мы с вами не видели, как сживали со свету хорошую комсомолку, отличного товарища, умного, дельного человека - Шуру Майкову? А попробовали ли мы с вами встать поперек дороги тем, кто ее травил и мучил? «Частное дело», - говорили мы и отходили к сторонке...

Нет, товарищи! Это не частное дело, когда мучат и доводят до самоубийства человека. Это не частное дело, когда в жертву личным мелким интересам, интересам одного человека или группы спевшихся и спившихся друзей приносятся в жертву интересы всего коллектива. Здесь коллектив не может, не должен, не смеет стоять в стороне. Мы должны были вовремя вмешаться, остановить, предостеречь, окружить Майкову не насмешками, а товарищескими заботами. Мы этого не сделали. Не умеем мы еще беречь человека, не дорого мы его ценим. Это первый вывод, который мы должны сделать из происшествия с Майковой.

Второй вывод будет таков - много в нас еще глупой, ветхой мужской гордости. «Женщина не смеет быть лучше нас». Мы почти все, уверены в этой старой, затхлой истине... Одни открыто в этом признаются, другие только глубоко в подсознании носят эту мысль. Я знаю, Крылов и сам был убежден в том, что он настоящий коммунист, что ему не нужна «покорная, работящая жена», а нужен в жизни товарищ по борьбе и работе. Думая так, и искренно думая, он в то же время не мог примириться с тем, что Шура Майкова, - пусть хорошая, пусть даже любимая, - станет выше его, что она им, а не он ею будет командовать в производстве. А ведь Крылов - передовой парень, человек, казалось бы, совсем отрешившийся от старых, прогнивших взглядов и воззрений. Чего же ждать в таком случае от других? Вот вам и второй вывод. Старая психология еще сочетается с новыми убеждениями в сознании многих из нас. Эти непримиримые вещи ухитряются мирно сожительствовать...

Бондарчук кончил свою речь. Никто больше не попросил слова. Все расходились молча, тихо, как с похорон. Всем было неприятно, не по себе.

- Товарищи, - прозвучал внезапно печальный голос, - не уберегли мы нашу работницу - выдвиженку. Шура - то наша, знать, утопилась...

В дверях клубного зала стояла Киселева. Ее волосы, потерявшие все шпильки, были трагически растрепаны. Лицо осунулось. Весь зал обернулся к ней; она упала на стул от неудержимого всеобщего хохота. Мимо нее шла Шура. Крылов бросился следом за Шурой и догнал ее у ворот.

- Подожди, Шура, - сказал он. - Давай поговорим!

- Говори, - сухо сказала Шура.

- Так вот, видишь ли... - Крылов мялся и не знал с чего начать, - Где ты была все это время? - спросил он, наконец.

- Сперва бродила по городу, - голос Шуры вдруг дрогнул. - Эх, Саша, - сказала Шура неожиданно тепло и проникновенно, - если бы ты знал, как мутно было у меня на душе.

Крылов почувствовал в ее голосе ласку и взял ее за руку. Но Шура выдернула руку.

- Поздно! - сказала она. - Теперь не нужно. Вот если бы ты тогда протянул мне руку... Я стояла над водой и глядела вниз. Я видела себя в волнах. Платок упал у меня с головы в воду, а я этого даже не заметила. Вот тут ко мне подошел Бондарчук... А ведь я недолго еще простояла бы там. Пройди он по мосту минутой позже, и мы с тобой не разговаривали бы сейчас.

- Ну, а потом...

- Мы с ним проработали весь вечер. Мы делали кукол. Тебя, Гурьева, Потрясаева. Это было так интересно! У него мать, оказывается, кукольная мастерица, да и я кое - что умела. Работали мы с упоением. Ночевать я осталась у них. Приветливая старушка заботилась обо мне, как о родной. А на завтра я не пошла на работу. Мы решили разыграть «петрушку». Идея пришла мне, когда я бродила по городу. Я приучилась к Гамандрилке, но управляться с кукольным театром куда труднее. У меня руки ломят.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.