Жюри возглавлял лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического Труда академик А. Н. Колмогоров.

Журналист, впервые попавший на всесоюзную предметную олимпиаду школьников, скорее всего почувствует себя непричастным к ее работе. В самом деле: как не возникнуть своеобразной отчужденности, если вокруг тебя подростки и взрослые только и делают, что обсуждают ход решения сложнейших математических задач. Школьных задач, но каких! Тут, честно говоря, и пятерка в аттестате не может гарантировать успеха: зубрежка, память, даже просто хорошие знания не приведут к желанной цели – нужны сообразительность, нешаблонное мышление, яркие математические способности... И учитель-то не всякий разберется.

Время шло, я познакомился со многими членами оргкомитета, жюри, успел побеседовать и с участниками олимпиады – школьниками, но ответа на вопрос «как и о чем писать» все еще не было. Ясно одно: нужно вести разговор о воспитании научной смены, ее росте, ее будущем. Каждый новый собеседник, подходя к вопросу с разных точек зрения, «выдает» все новые проблемы. Но что же главное?

– Главное? – переспрашивает аспирант из МГУ, участник олимпиад в прошлом, а теперь член жюри. – Пожалуй, вам следует поговорить с академиком. Попросите Гусева, он познакомит.

«Поговорите с академиком...» – советует уже другой собеседник, потом третий. Таково общее мнение.

В последние дни «соревнования» по решению задач были уже позади. Члены жюри с утра до поздней ночи занимались их проверкой, выставляя баллы за качество решений, нередко вступая в спор по поводу оценки. Ошибки быть не должно, надо посоветоваться, перепроверить. Конечно, главным авторитетом для всех был председатель жюри. «Академик пришел... Хорошо, давай спросим академика...» В разговорах между собой было принято так говорить: «академик».

Несколько дней, оставшихся до подведения итогов и торжественного закрытия олимпиады, были плотно насыщены экскурсиями, лекциями, семинарами. Старшеклассники из далеких сел и рабочих поселков, желающие поступить в физико-математический интернат при МГУ, получили возможность пройти собеседование уже теперь, не дожидаясь лета. Андрей Николаевич вместе с другими преподавателями раздавал подросткам листки с заданиями, консультировал, интересовался учебными делами, прочитанными книгами, дальнейшими планами и мечтами.

Андрея Николаевича Колмогорова я до этой олимпиады видел только на фотографиях. Правильные черты лица, очень высокий лоб, светлые короткие волосы. Какое же складывалось впечатление? Прежде всего сильный, решительный человек, серьезен, но можно ожидать, что вот-вот улыбнется и скажет что-нибудь такое, что обязательно заставит и нас повеселеть. Возраст?.. Тут мы задумаемся. По биографической справке академику в то время было за шестьдесят. А на фотографии – спортивного вида человек, без малейших признаков полноты. Лет двадцать как минимум надо скинуть.

И когда из аудитории выходит Колмогоров, я понимаю, что по фотографии правильное когда-то сложилось впечатление. Вот он идет по коридору – походка быстрая, решительная, резко останавливается, начинает разговор с педагогами. В этой порывистости – заряд большой энергии. Рядом Валерий Гусев – один из молодых учеников. Когда до окна, у которого я расположился, остается несколько метров, он обращается к академику, говоря о просьбе журналиста.

– Что ж, прошу, – Колмогоров приглашает вести разговор на воздухе, – пойдемте...

Андрей Николаевич излагает свои мысли о воспитании научной молодежи, о необходимости внимания к способным ученикам, о проводящейся в этом направлении работе.

Мы достаточно быстро прохаживаемся по залитому солнцем двору. Успевать за Колмогоровым не просто. Никакого намека на неторопливость, чинность, что, казалось бы, должно быть присуще Людям его возраста, его дела. Задумчивый, он говорит вслух, опустив голову, углубленный в тему нашего разговора, словно находится наедине с собой. «Правы ли ученые, утверждающие, что научная теория верна, если она красива?» Когда мы коснулись этого вопроса, Колмогоров с улыбкой повернулся ко мне:

– Можно сказать несколько иначе: действительно очень часто «красивые» гипотезы оправдываются. Как говорится, на хорошо поставленный вопрос природа готова дать красивый ответ. То есть раскрыть перед ученым свою красоту, тайну, секрет. Кстати, то же самое и в педагогике. Учитель обязан задавать вопрос, формулируя его обязательно четко и правильно: тогда и только тогда он имеет право надеяться на верный и четкий ответ учеников. Но, к сожалению, практически так бывает не всегда. И в науке и в педагогике.

...Через час я сижу на ближайшей скамейке. Передо мной блокнот, несколько только что исписанных страниц. Это конспект сказанного Колмогоровым. Перечитываю строчки, наспех набросанные, и думаю о том, как счастлив, должно быть, этот седой академик, если он с таким увлечением занимается со школьниками, в сущности, еще мальчишками, но успевшими полюбить науку. Его науку.

Несколько замечаний о характере работы математика-исследователя, сделанных им самим

...Способные математики, как правило, начинают самостоятельные научные исследования очень рано. Если математические открытия, сделанные в 16 – 17-летнем возрасте, являются все же исключениями, собираемыми с особенной тщательностью в популярных книжках по истории математики, то начало серьезной научной работы в 19 – 20 лет на средних курсах университетов достаточно типично для биографий многих наших ученых.

...В основе большинства математических открытий лежит какая-либо простая идея – совсем наглядное геометрическое построение, какое-либо новое элементарное неравенство. Нужно только применить надлежащим образом эту простую идею к решению задачи, которая с первого взгляда кажется недоступной... Поэтому вовсе не существует непроходимой стены между самыми новыми и трудными оригинальными математическими исследованиями и решением задач, доступных способному и достаточно упорному начинающему математику.

...Успех в математике меньше всего основан на механическом запоминании большого числа фактов, отдельных формул и т. п. Хорошая память в математике, как и во всяком другом деле, является полезной, но никакой особенной, выдающейся памятью большинство крупных ученых-математиков не обладало.

...В кабинете, заставленном книжными полками, – причудливые коралловые ветви. Это не подарок, он добывал их сам, под водой, порой ныряя на большую глубину. А выпала такая возможность, когда в составе научной экспедиции довелось ему обойти океаны на исследовательском судне Академии наук. В семьдесят лет!

Огромная работоспособность и занятия спортом, четкий распорядок дня – вещи, безусловно, взаимосвязанные. Но не могу удержаться от вопроса «своего», личного и, скорее всего, очень несерьезного: «Приходится ли сидеть за рабочим столом по ночам?»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.