Весной 1944 года вместе с несколькими девочками, моими подругами, подала я в военкомат заявление на фронт. Нам отказали, объяснив, что уже не сорок первый и на войне без нас обойдутся, но зато в другом -месте мы можем быть очень нужны.

Линия фронта с каждым днем продвигалась к западу, оставляя позади разрушенные города, заводы, электростанции. В ту пору ЦК комсомола обратился к молодежи с призывом ехать в освобожденные районы на восстановление народного хозяйства.

Ну, что ж, на фронт попасть не удалось, и я написала второе заявление, на этот раз в Челябинский обком комсомола. На стройку-то, думала я, отказать никак не могут. И действительно, вскоре получила комсомольскую путевку, направлявшую меня в распоряжение ЦК комсомола Украины. Шел мне тогда девятнадцатый год...

Уезжали из Челябинска первого мая. Были со мной еще три знакомые девочки – Катя, Тоня и Тамара Федосеева. Тамару в начале войны эвакуировали к нам из Ленинграда; не захотела она ждать, когда сможет вернуться в родной город, и, едва исполнилось восемнадцать лет, взяла вместе с нами комсомольскую путевку.

Ехали долго, целый месяц. Вагоны старые, как их называли, «телячьи» – деревянные нары вдоль стен, вот и все удобства. Часто останавливались, пропуская воинские эшелоны: с ранеными – на восток, с техникой и свежим пополнением – на запад.

...В Фастове наш поезд бомбили. Первый раз я видела самолеты с черными крестами, огонь, взрывы. Первые вагоны загорелись. Страшно это было... Люди выпрыгивали из дверей и окон, отбегали подальше в поле. А я залезла под вагон, сижу на шпалах, трясет меня всю, как в лихорадке. И сквозь страх одна только мысль: неужто не доеду?

Кончился налет, отцепили горящие вагоны. Прибежали и ко мне люди, отругали: ты что ж, говорят, ненормальная, не ушла от поезда, чудом ведь живой осталась...

Потом, до Киева, доехали без происшествий.

Родом я из села Черноречье, Челябинской области. Колхоз у нас был большой, три села в него входило. Назывался он красиво и символично: колхоз «Согласие». Среди первых организаторов времен коллективизации – мой отец. (В сорок втором пришло извещение о том, что он пропал без вести. Ничего я не знаю о фронтовой судьбе отца, но одно знаю твердо: он до конца оставался настоящим человеком.)

Деревенские дети с ранних лет к работе привычны. 12 – 13 лет – это и тогда считалось и сейчас считается вполне «рабочим» возрастом, когда пора помогать взрослым колхозникам. С тринадцати лет я занималась с детьми в колхозных яслях и садике – они у нас в одном доме располагались. Бывший купеческий деревянный дом, две большие комнаты; внизу подвал был – там кухня находилась. На этом «посту» и застала меня война...

Мужчины все на фронт ушли; женщины и старики в поле пропадали от зари до зари. Приносили мне детей в садик, об одном просили: ты, Нюра, последи, чтоб поели вовремя, голодными не сидели. А как в то время с продуктами было, рассказывать, думаю, не надо. Тогда я не о правильном рационе питания думала, а лишь бы всем поровну досталось... Потом еще маленьких отвести на речку, искупать надо – в общем, забот, до позднего вечера хватало, пока женщины с поля не возвращались.

В сорок четвертом работала я в колхозе избачом. Нынешняя молодежь только понаслышке о такой должности знает, а тогда избач был един во многих лицах: сам себе и библиотекарь, и агитатор, и художественная самодеятельность. Мне же поручали и коров по дворам собирать. Техники нет, лошадей нет – приходилось пахать на буренках. Колхозных оставалось мало, я и просила по дворам личную скотину.

Ох, и тяжелое же это дело было! Подхожу к воротам, и. поверите, ноги не идут. Хозяйка вчера похоронку на мужа получила, семеро голодных ртов по лавкам сидят, а я иду единственную кормилицу забирать. Походивши в плуге, много ли молока она даст?..

Бывало и так, что запирали ворота. Найду какую-нибудь щель в подворотне, отгоню собак, пролезу в дом. Хозяйка на меня только посмотрит, махнет рукой: мол, что с тобой, такой настырной, делать? Знали – нужен хлеб, нужно сеять. Сама за коровой сходит, сама и ворота откроет. Где они только силы брали все перетерпеть, все вынести, наши русские женщины?

Закончили очередной весенний сев – тогда я и отправилась на стройку.

Здание ЦК комсомола Украины на Крещатике было разбито и разграблено фашистами. Везде стекла, осколки, битый кирпич... Показали нам районы, где требуются рабочие руки. Сама я выбирать не стала, попросилась вместе с подругами.

В Запорожье первую ночь провели на столах в обкоме комсомола, а утром повезли нас на Днепрострой. Управление стройки находилось там, где сейчас горсовет.

Нас зарегистрировали и сказали: пойдете на правый берег. Пришел какой-то старичок, вроде сопровождающего, повел нас к реке, к лодке – иной переправы тогда не существовало. Вышли на берег. Плотина разрушена; Днепр неприветливый, хмурый-хмурый. От речного песка еще слышен трупный запах... В лодку садились молча; у кого-то и слезы на глаза навернулись. Было это 7 июня 1944 года.

На правом берегу нас встречал Петр Дмитриевич Кижаев, начальник отдела главного электрика (сейчас он научный работник, живет в Ленинграде). Кижаев тогда отвечал за монтаж машинного и кабельного зала, пульта управления. Но залы еще нужно было подготовить к монтажу турбин, вынести разбомбленное и взорванное оборудование, разобрать завалы.

Нас было уже двенадцать девушек. Это самые первые члены бригады, с кем вместе ехали из Киева: Паня Дворцова с Алтая, Тамара Федосеева, Нина Курило, Нина Федоренко, Оля Соляник... В Запорожье к нам присоединились девушки с Украины. У всех было нелегкое детство: кто без матери остался, кто вообще круглая сирота. Нашу бригаду потом иногда так и называли – «беспризорники».

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.