Меня зовут Азат-хан Машуани. Я родился тридцать лет назад в деревне Инзеркут, провинция Кунар. Я подполковник Афганской народной армии. Третий год в Москве — учусь в академии имени Фрунзе. Учиться мне после ранений трудно, но стараюсь, сижу вечерами, ночами, всегда при мне записная книжка с русскими словами: поклялся каждый день учить не меньше десяти...
Что мы знали об СССР, о ваших людях до революции? Почти ничего. Первый раз я увидел советских, когда был в четвертом классе. Строили большой мост неподалеку от Асмара — это что-то вроде вашего райцентра, небольшой городок. Было страшно жарко, но советские трудились спокойно и споро. Из нашей деревни люди специально приходили посмотреть...
Через несколько лет мне секретно дали почитать книжку «Дерево дружбы», из нее я узнал общие сведения об СССР. Книжка «100 вопросов и 100 ответов», изданная в Советском Союзе на афганском, попала мне в рукописной копии тоже в строжайшей тайне. Если бы начальство военной школы, где я к тому времени учился, узнало, что я читаю такие вещи, меня бы арестовали и, конечно, исключили бы.
Наша деревня стоит в двадцати пяти километрах от границы с Пакистаном. Это селение бедное, живет там человек шестьсот. До революции еле сводили концы с концами. Те, кто имел корову, считались богачами. Земля у нас скудная, каменистая, воды совсем мало, да и та, что была, принадлежала Аджигулакаю, феодалу, он жил в Асмаре. Люди перебивались тем, что собирали в горах сучья и продавали; уезжали на заработки в Кабул или Джелалабад на три-четыре зимних месяца.
Народ был совсем отсталый, никто не умел читать и писать. Когда семья решила отправить меня в Кабул, в школу, многие смотрели на нас как на сумасшедших. Я учился девять лет — сначала получал среднее, потом специальное военное образование.
А однажды я увидел демонстрацию. Тогда, помню, спросил у друга — его звали Тадж-Махамат: чего хотят эти люди? Он сказал: «Говори потише» — и добавил шепотом: «Хлеба, одежды, дома...»
К тому времени один из наших дальних родственников вернулся из Советского Союза, из Киева — он там учился. И рассказал, что сделали там рабочие и крестьяне, как своей историей распорядились. Это связалось у меня с тем, что сказал друг. Тадж-Махамат был моим земляком и учился вместе со мной, но с того дня мы сблизились по-настоящему. Он стал давать мне книги, в том числе те, о которых я говорил. Как-то он привел меня в чайхану, где собралось несколько человек. Я слушал, они говорили. Часа три говорили. Тогда я впервые услышал о работе Ленина «Государство и революция». Еще мне показали программу нашей партии.
Через две недели, в один из выходных, Тадж-Махамат привел меня на конспиративную квартиру. Помню дверь с кодом, помню два стола в комнате. Принимал меня в партию Назар-Махамат, нынешний министр строительства...
Когда Аджигулакай узнал о революции, он схватился за сердце и умер от инфаркта. Семья его бежала в Пакистан, уговорив бежать и легковерных крестьян. Многие из них сумели вернуться. Но многие и по сей день проживают в специальных лагерях на территории Пакистана, запуганные, совершенно не понимающие того, что происходит сейчас в нашей стране. Всего таких людей больше двух миллионов. Лагерей таких больше трехсот.
Я горжусь тем, что в нашей семье 35 членов партии, что мужчины нашей семьи, не раздумывая, взялись за оружие, когда революция оказалась в опасности, когда бандиты начали войну против своего народа, против того, что народ поверил в себя, в свои силы.
У меня пятеро двоюродных дядей погибло. И двое родных...
...Когда мы поженились с Шарбатой, ей было шестнадцать, мне — восемнадцать. У нас родились две дочки и сын. Три года назад ночью на нашу деревню напали враги. Вернее, сначала-то обстреляли из гранатометов. Банду разбили. Но одна из гранат попала в наш дом. Там были мои родители, трое детей. Все они остались невредимы. А Шарбата погибла — граната пробила стену как раз там, где она спала.
В 1979 году я стал командовать ротой, был секретарем парторганизации полка. Командовал батальоном, потом полком. Воевал на юге и востоке страны, у самой границы.
Что и говорить, было нелегко. Поначалу иной раз просто терялся. И растерялся бы, может быть, если б не советские воины. Они помогали и советом, и примером.
Неподалеку от границы наш полк был с двух сторон зажат душманами. Они не нападали. И не только потому, что боялись. Они надеялись на тех, что были с третьей стороны, — на крупную банду под предводительством Макая. Эта банда и была нашей основной целью. К тому времени она держала под контролем водный канал, и вода не шла в поля: враги перегородили канал. При захвате этой территории бандиты обстреляли дома мирных жителей, даже мечеть и школу. Крестьяне не могли молоть муку: мельницы не работали. И земли было много, и два трактора, а земля была бесплодна. Погибали деревья. Длилось это долго. Но вдруг до нас доходят сведения, что Макай хочет перейти на нашу сторону, да вот группировки, стоящие с флангов, слишком сильны. В доказательство этого своего решения во время редких вылазок люди Макая стреляли холостыми патронами. Так случилось, что в нашем полку служил племянник Макая. Он сказал, что Макай был потрясен зверствами Гульбуддина Хекматиара, пожалуй, самого свирепого из душманских главарей, и потому не хочет иметь с ним ничего общего. Тогда мы договорились с Макаем о совместной операции против бандитов при одном условии: в операции с его стороны примут участие только те, чьи родственники останутся в полку.
Все это длилось долгие месяцы. И я бы не справился с этой опасной дипломатией, если б не советский военный специалист. Его звали Николай. Он все свои знания и опыт направлял на то, чтобы сберечь людей, не подвергать опасности мирное население. Я тогда понял, что иногда лучше выждать, чем идти напролом.
А бандитов мы выбили при помощи других бандитов...
В скольких боях я участвовал — не сосчитать. И когда рядом были советские солдаты или офицеры, чувствовал себя уверенней, подтягивался, старался, как у вас говорят, не ударить в грязь лицом.
А ведь им было гораздо труднее, чем нам, особенно поначалу.
У афганцев, например, с детства происходит как бы отбор: люди умирают, заболев гепатитом, или не умирают и живут с увеличенной печенью. А у вас такая защитная реакция не выработана.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Творческая педагогика
Продолжаем читательскую дискуссию «Отступить или одолеть?»