Я хотел было рассказать, как старуха приняла меня за Анюткиного мужа, но раздумал: зачем вмешиваться в чужие сложные дела?...
Никита Гусев был молод, прост и, видно, доверчив. Добродушие и общительность сказывались в каждом его слове, движении, жесте. Разговаривая, он уже забыл, что я не курю, протягивал мне папиросы, выбивая их из пачки ловким и небрежным щелчком, а потом вспомнил, засмеялся и сказал:
- Зарапортовался я с тобой. Ну пойдем, отведу на квартиру, а завтра чуть свет заеду за тобой - и в поле. Это точно.
Мы подошли к небольшому домику, окруженному палисадником, молодыми тополями и кустами смородины. На крыше - скворечник, за стеклами окон - тюлевые занавески. Никита крикнул, подойдя к окну:
- Тетка Марья! Ге-эй!
- Чего кричишь, оглашенный? Слышу, слышу! Экий у тебя голосище завидливый!
Обернувшись, я увидел женщину, идущую двором с огорода. Она несла ведро только что выкопанной картошки.
- Опять с постояльцем, Никита? - сказала она, подходя к крыльцу. - Здравствуйте! Проходите в избу, проходите.
- Анюта дома? - спросил Никита.
- Скоро будет и Анюта: она нынче в поле, подойти должна.
- Ну ладно, располагайся тут, товарищ газетный корреспондент, - сказал мне Никита, - а утром чуть свет тебя разбужу: я в поле рано езжу. Ты его не обижай тут, тетка Марья!
Никита засмеялся, взял правой рукой под козырек, по-солдатски стукнул каблуками сапог и строевым шагом пошел со двора.
- Он у нас маленько с чудинкой, - рассказывала хозяйка, провожая меня в избу. - А хозяйственный, ничего не скажешь, не смотри, что молодой. И как бы кто ни приехал в Сосновку, непременно к нам ведет. А мы с Анютой двое, места в избе много, да и веселее с новым человеком. Обедать будешь али чай пить?
Я отказался и от обеда и от чая, но тетка Марья решительно запротестовала.
Она внесла самовар, налила воды, зажгла лучину, и вскоре горячий самовар очутился на столе, а рядом выстроились чайные чашки, сахарница, кринка с молоком, тарелка с солеными груздями.
В русских деревнях любят встречать незнакомого гостя, находят для него и доброе слово, и ласку, и ту совершенно неоценимую общительность, при которой чужие друг другу люди очень быстро сходятся в дружеской, откровенной беседе, точно век были знакомы.
Разговаривая с теткой Марьей, я нет-нет да осматривал горницу-уютную, чистую, с запахами какой-то сушеной ароматной травы, с обычными в крестьянских избах фотографиями, вставленными в одну общую большую рамку, с цветами на подоконниках, аккуратно прибранной постелью, с цветастым ситцевым пологом, прикрывавшим запечье. На угловом столике, накрытом белой скатертью, - стопка книг, рядом - небольшой радиоприемник. Все это было обычное, похожее на то, что всегда встретишь и в других избах.
В разговоре какой уж раз упоминалась таинственная Анюта! Вспомнил я старуху в лесу...
- Анюта - дочь ваша?
- Дочка, - просто ответила хозяйка. - Сынок у нее есть, Мишка, внучек мой, сейчас бегает где-то, поди, на улице. А муж у Анютки сбежал...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.