Двенадцать

Валя вышла из комнаты, ничего не ответив. Обороняться Светлане-Таисии на этот раз пришлось от Ани-маленькой.

Аня сказала:

- Светка, насчет Валюшиной раздражительности полегче. И кто тебя только воспитывал! Мы все письма получаем? Да? А Ткаченко нет. Ей Полина Трофимовна ни разу не ответила. Только ко дню рождения телеграмма пришла.

- А Валя так свою маму любит! - добавила Вера. - И еще она переживает, что учебники с собой не взяла. И конспекты. Тоже писала матери, чтобы прислала. Но у Полины Трофимовны характер...

- Позлится немножко да пришлет, - сказала Аня-большая.

- Думаю, да, - откликнулась Светлана-Таисия. - Тем более, что учение ей пока надо отложить. Обстановка не академическая. И вообще, зачем эти заочные мучения? Будем хорошо работать, станем знатными штукатурами. И опять на доске почета - двенадцать портретов!

Вечер кончился тем, что сочинили частушку:

Ох, мы работали с Алешей, Песни пели, веселились, а пришли к окошку кассы, Подсчитали - прослезились.

Плохое настроение держалось недолго. Даже Вера перестала ныть. Тем более, что нашли выход. По предложению Ткаченко решили сложить деньги в общую кассу и самим готовить завтрак и ужин.

А «прослезиться» пришлось Дементьеву.

Его судили. Суд был строгим, и бывшему прорабу и бригадиру по совместительству грозило заключение. Народный судья спросила, не желает ли коллектив взять провинившегося на поруки.

Трест отказался. Отказался и стройучасток. Дементьев сидел бледный, с взлохмаченным чубом, смотрел вниз.

И тут к сцене клуба вышла Валя Ткаченко.

- Подними глаза! - сказала она.

Он посмотрел на нее и как-то съежился, потом не выдержал и снова опустил голову.

- Нет, смотри прямо! Дементьев вздрогнул.

- Вот так!

Валя перевела дыхание и продолжала:

- Я была очень удивлена поступком Дементьева. Если бы он был человек пожилой, старый, я бы подумала, что это тянется у него издавна... Но Дементьев молодой. Мне кажется, что кто-то подал ему дурной пример. А он и пошел по линии наименьшего... Но это ржавчина, которую можно отчистить. И еще мне странно то, что товарищи из треста и стройучастка молчат. Раньше доверяли ему, а теперь делают вид, будто и не знают...

Из зала кто-то крикнул: