- За твое здоровье, Марья Павловна.
Открыв правую дверцу, Буеракин с трудом разглядел в потемках ноги.
- Эгей! - сказал он и несильно стукнул Федю по пятке. - Так вот и замерзают.
Но Федя не отозвался. Обойдя машину, Буеракин отворил другую дверцу.
- Слышь, Федор, пожар! Федя разогнулся, как пружина.
И вдруг его лицо расплылось:
- Буеракин! Вернулся!
Он выскочил из кабины.
Запряженная в розвальни лошадь понуро стояла рядом. От нее валил пар. В розвальнях, как положено, восседал укутанный в тулуп дед.
- К этому, что ли, прицепляться?
- Спасибо, лошадь дали под Новый год, - по обыкновению быстро заговорил Буеракин. - Ты спроси, как я на завод дозвонился, проклянешь Кирьяновку, райцентр и город.
- Сказал, чтобы насос взяли?
- Сказал, сказал, за кого ты меня считаешь.
- Едет кто?
- Гуреев... А ты пока, знаешь, валяй с дедом в Кирьяновку, обогрейся, мы с Гуреевым за тобой заедем.
Вместо ответа Федя, отогнув обшлаг, подносит руку к подфарнику. Чахлый лучик окрашивает циферблат желтым. Скоро шесть.
- Ну, дык я поеду, - полувопросительно заявляет из розвальней дед и замахивается вожжами.
- Спасибо, дедушка, счастливо возвращаться.
Уже давно стемнело, но, хотя луна не взошла, небо светлое, словно в нем отразилось спокойное сияние снега. Ничего больше нет вокруг - снег и опрокинутое над ним небо, только на границе между ними уцелела бахромка леса.
Походив взад-вперед, Буеракин берется за лопату. Втыкает ее в наваленный у машины снег.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
По поводу так называемой «международной игры»