В Коряжме мне случилось побывать летом, когда над этим суровым краем бессменно дежурили розовые северные зори. Буравя светлую Вычегду, шли к Коряжме пароходы из Архангельска, Котласа, везли кирпич, цемент, машины. Стройка гудела, не смолкая ни на час.
На «пятачке», отвоеванном у болот, должен обосноваться крупнейший в мире целлюлозно - бумажный комбинат. Большая химия. Химия леса...
Здесь я и познакомился с бетонщиком Сашей Степановым, тонким, высоким, красивым парнем с застенчивыми светлыми глазами. Собственно, всю эту историю я услышал от него.
«Вот тут, у парка, где мы с вами сейчас сидим, - не спеша повел свой рассказ Степанов, - начиналось болото. Здешние жители называли эту местность «мокреди», трясина то есть.
Нелегко пришлось тем, кто прибыл сюда прокладывать первые дорожки. Помню приезд директора комбината. Его «ДТ - 54» буксировали другим трактором. Лежневки под машинами оседали в болото. Плывуны затапливали котлованы. Били морозы... Тридцать раз я себя пожалел. Что потянуло в глушь, на стройку? Не помню. Но чувствовал: не удовлетворяет меня городская жизнь. Хотелось такого, чтоб всего забрало, чтоб остатка во мне не было.
Вручили мне в райкоме путевку, намекнули на трудности. И только...
В Коряжме меня определили на завод железобетонных конструкций. Тогда наш цех был словно коробка: стены да потолок, а внутри пусто. Работали вручную. Сколотишь опалубку, лопатами накидаешь туда раствор и волочишь деталь в сторону, сушиться на воздухе.
Глушь. Заработки так себе. Что ж, начал попивать. Объявились дружки по питейной части. Особенно сблизился я с бетонщиком Кисловым. Невысокий такой, кряжистый, вечно насупленный, точно его обидели на всю жизнь. Судьба у него наждачная. Он и в заключении успел побывать, а за что, не говорил.
в ту пору разговаривать с нами, рабочими, было некогда да и некому. Железобетона не хватало. Возились мы у своих ферм, как муравьи.
Неужели, думал я, ты способен лишь лопатой махать? Засела во мне обида. Тут еще Кислое подлил масла в огонь.
- Начальникам что! - говорил он. - Заманили нас обещаниями - и рады. Они - то на ставках сидят.
Верил тогда я этому человеку. У него была своя философия: «Все беды от начальства. Возьми мастеров. Знают, фарту у рабочих нет. Почему бы им, если они хорошие люди, не выписать нам лишнего по наряду? Государство не обеднеет. А ответственность... Какая там ответственность! Здесь тайга...»
В это время к нам прибыл новый мастер, Сергей Зуев, парень лет двадцати пяти, коммунист.
Как - то Кислое послал меня к нему.
- Вы одногодки, общий язык найдете. Пусть он в нашем наряде на расчистку открытого полигона накинет кубиков двадцать грунта. Что ему стоит!
Зуев - малорослый такой, сухощавый, лицо улыбчивое - даже потемнел весь.
- Эх ты, питерский доброволец! Кто тебе путевку вручал?
Меня взорвало:
- Путевку не трогай! Не ты вручал. Я к тебе по - дружески пришел, как рабочий к рабочему, а ты... Сразу видать, на ставке!
Я вернулся к Кислову. Тот рассмеялся: ладно, мол, мы ему припомним. Словом, крепко привязал меня к себе Кислов. Как - то Валя Федотова, ленинградка, с которой я приехал в Коряжму в одном эшелоне, бросила мне в глаза:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.