Райская птица

- О нет, Даари! Он поместил тебя сюда!

- Я видел, как ты сама дралась с ним.

- Да, да... из - за тебя! - вскричала она, и огонек вспыхнул в ее глазах: - Я так хотела, чтобы ты остался здесь, и боялась, что он закопает тебя вместе с темп мертвыми моряками! Я думала, ты один из тех матросов, что лежат в земле. - Ее стройная пурпурная фигура вдруг скрылась в зелени, но спустя минуту раздался тихий смех, и снова показалось ее лицо. - Но ты другой. Ты живой! Я так рада!

- Лучше бы он меня закопал в землю, чем бросил в эту яму! - сказал он с горечью.

Ньгома сначала не прислушивалась к его намекам о побеге и, казалось, была вполне довольна тем, что спасла его и теперь могла болтать и смеяться с ним. Он встретил в ней удивительную невинность, столь отличную от легкого кокетства, которое он думал в ней найти. Она не имела представления, что такое обида, предательство, обман, запретное желание...

- Послушай, Ньгома! Ты знаешь, зачем я приехал сюда? Чтобы увезти тебя с собой. Да, я приехал за тобой, чтобы отыскать тебя здесь, в джунглях, и увезти с собой туда, где на тебя будут смотреть люди и любоваться тобой. Ты так прекрасна! Мужчины не будут сводить с тебя глаз, женщины будут завидовать твоей красоте! Где еще есть такая красавица, как ты, Ньгома!

Эти слова встревожили девушку.

- И это правда, Даари?

- А разве О'Райэн не говорил тебе, что я приехал сюда за райской птицей?

Она кивнула.

- Ты эта птица!

- Расскажи мне о большом мире, - вздохнула она, и Эндрью Харбен стал рассказывать ей обо всем, как сам хотел, а она слушала, устремив на него взгляд.

Он мог поздравить себя с успехом не только в том, что касалось Ньгомы. Дела его постепенно подвигались вперед и в другом отношении. Воздух на острове был здоровый, пища хорошая, и он чувствовал, что с каждым днем силы его крепнут. Он начал упражняться в искусстве, в котором когда - то выказывал недюжинные способности: особые приемы борьбы и кулачного боя, имеющие гораздо большее значение, чем вес или мускулы. Рядом с его будкой росла упругая лиана толщиной с канат, и на ней он пробовал свою силу и ловкость, сгибая ее и ударяя по ней. Он усвоил один особенный прием, составлявший его тайну: нанося удар, он никогда не пользовался сжатым кулаком, а только ребром ладони, которое постепенно стало твердым, как дерево.

Самым большим испытанием для него оставался частый контроль со стороны О'Райэна, который появлялся перед ним в любые часы, спускаясь в овраг, как обезьяна, по веревке с узлами.

- Ну, морской разбойник, - обычно приветствовал он Эндрью Харбена, - как тебе сегодня улыбнулось счастье? Раздобыл ты золото или драгоценные камни из - под этой скалы? Черт тебя побери, ты не стоишь той еды, что на тебя тратим! Называешь себя искателем сокровищ, а лопату держишь в руках, как неживой. Поглубже вонзай ее в землю, ты, лодырь!

Для О'Райэна уже стало привычкой по малейшему поводу или без всякого повода наносить кулакам удар в подбородок Харбена. Это, казалось, доставляло ему неизъяснимое удовольствие.

- Ну что, будешь драться? - предлагал он.

Но Эндрью Харбен, подавляя в себе бешенство, спокойно лежал на глине, ничего не говоря и выжидая только момента.

Однажды он сделал поразительное открытие: Ньгома умела читать. О'Райэн научил ее этому от нечего делать, чтобы скрасить свое одиночество. Он, видимо, пользовался единственной книгой, которая была в его распоряжении, - вахтенным журналом со шхуны «Веселый друг». В этом не было никакого сомнения: Ньгома читала по памяти целые страницы из истории плавания их злополучной шхуны.

Когда Эндрью Харбен узнал об этом, он поистине испытал такое чувство, какое должен был испытать сатана, когда отыскал семя познания зла в раю, ибо он сообразил, что вахтенный журнал даст ему возможность более или менее точно определить широту и долготу расположения острова и таким образом получить ключ к тайне О'Райэна.