Нора стояла перед зеркалом и примеряла маскарадный костюм. В комнату с охапкой мерзлого, коробом торчавшего белья вошла мама. Прикрыв дверь ногою, она сказала:
- Не налюбуешься, стрекоза! Лучше бы на шубу отложить, чем на пустяки выбрасывать деньги.
Мама ворчала так, для порядка. Нора чувствовала это и, улыбнувшись ей в зеркало, повернулась на каблучках.
- Да ведь это же новогодний бал, мамочка!
- Знаю, знаю! - вздохнула мать. - Твой любимый праздник.
Задолго до наступления этого праздника Нора копила деньги на костюм, обдумывала новый наряд, комбинировала из старых платьев и кусков. Возбужденная ожиданием большой радости, какую приносил ей маскарад, она весь день не находила покоя. В ее воображении рисовались подробности бала: сверкающая елка, маски, костюмы и, конечно, кавалеры, приглашающие на танец...
Нора перед зеркалам принимала разные позы, рассматривая себя в маскарадном костюме. Тонкие проволочные каркасы, обтянутые марлей, выполняли роль стрекозьих крылышек. Стянула шнуровкой талию, примерила шапочку. Очень хорошо! Жаль только, зеркало маловато: хоть до стены отойди - в полный рост не видно... И все - таки недурно, совсем недурно... Теперь еще маску, ту, всегдашнюю, что закрывает и щеки...
Нора поднесла маску к лицу, и восторженное настроение сразу схлынуло. Она тяжело вздохнула: что поделаешь! Только на балу, единственный раз в год, она могла маской прикрыть след ожога, постоянно угнетавший ее. Ах, этот ожог!... Четыре года назад, работая после десятилетки лаборанткой на заводе, она получила тяжелые ожоги при тушении внезапно возникшего пожара. В газете тогда появилась статья под громким заголовком «Самоотверженный поступок», в которой рассказывалось о том, как Нора спасла лабораторию от взрыва. Эту статью Нора бережно хранила, но не одна газетная вырезка напоминала ей об аварии и подвиге. На правой щеке навсегда остался след - большое, розовато - бурое пятно.
После статьи в газете Нора стала получать пачки писем. Писали комсомольцы и пионеры, школьники, студенты и рабочие. Восхищались ее подвигом, выражали ей сочувствие. Но постепенно писем приходило все меньше и меньше, а затем почтальон приносил только один треугольничек - от комсорга Коршунова из технического вуза. Сначала он писал от имени группы студентов, потом от себя лично. Судя по письмам, человек он был интересный. Нора с удовольствием отвечала ему. Но этот незнакомый комсорг упорно пытался завязать знакомство: просил о встрече, приглашал на каток, в кино... К чему эта встреча? Если бы не этот ожог, изуродовавший лицо! Пусть лучше он не испытает разочарования. И она перестала отвечать. Переписка оборвалась.
Ожог оставил следы не только на лице. Нора сторонилась теперь компании, реже бывала на вечерах, а из праздников самым радостным для нее стал новогодний бал - маскарад. К нему она готовилась всегда со смешанным чувством радости и тревоги, ожидания чего - то необычного и каждый раз старалась достать пригласительный билет туда, где ее не знала ни одна душа...
Уложив костюм в большую картонную коробку и перевязав ее шпагатом, Нора пешком отправилась на вечер в институт, где прежде не бывала. Морозный ветер обжигал лицо, деревенела рука с коробкой. «Конечно, мама права: лучше было откладывать деньги на новое зимнее пальто, чем тратить на маскарадный костюм, который и надеть - то приходится всего один раз... А может быть, вернуться домой?..» Нора даже остановилась. Но что значит пальто, когда там, на балу, столько жизни и красок?! Воображение ее вновь захватили картины бала, и она зашагала быстрее.
В вестибюле института всех приглашенных встречали два студента с красными нарукавными повязками. «Добро пожаловать!» - говорили они и указывали на раздевалку. Но от быстрого взора Норы не ускользнул и третий студент, высокий, с маленькими усиками и расчесанными на пробор кудрями. Он стоял, опершись о колонну, раскрашенную под мрамор, и внимательно рассматривал входящих. «Вот еще донжуан», - сразу определила Нора, подняла воротник шубки и быстро прошла в раздевалку, а оттуда в аудиторию, которая была превращена в дамскую костюмерную.
Большая ель, пахнущая смолою и горечью хвои, стояла посреди зала. Цветные лампочки на ветвях зажигались и гасли по спирали снизу вверх, и казалось, будто елка вращается. Под клочками ваты тоже вспыхивали и гасли крошечные лампочки, создавая впечатление падающих сверкающих снежных хлопьев.
Виктор, любитель электро - и радиотехники, вечный изобретатель, не интересовался ни костюмами, ни масками, заполнявшими зал. Он стоял в сторонке и с гордостью рассматривал свое сооружение - елку.
- Почему не в маске? - дернул его за рукав Борис, член праздничной комиссии. - Забыл условие: только после двенадцати разрешается снять маску? Надень, а то удалю из зала, не посмотрю, что ты мой друг!
Виктор надел маску и со вздохом сказал:
- Столько сегодня гостей, столько девчат, и все в масках! Жаль!... Я. знаешь, люблю смотреть на красивые лица. Они, как цветы.
- Ишь ты! - Борис усмехнулся, проводил долгим взглядом девушек, одетых шахматными фигурами. - А что значит красота лица? Это призрак, мишурный блеск, обман зрения!...
Только богатство души и ума составляет настоящую красоту.
Борис говорил громко, стараясь, чтобы его слышали окружающие. Девушка, одетая Снегурочкой, в ватном костюме, осыпанном слюдяными блестками, наградила Бориса улыбкой. Друзья взглянули на нее и рассмеялись: бедная Снегурочка! Улыбаясь, она таяла на глазах: струйки пота, как слезы, сбегали из - под маски. В зале было жарко для ее наряда.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.