- Даже блины печь - и то главного! Женя говорит:

- У меня предложение - тесто мы доверим Казису. В конце концов человек, который прочитал всего Дюрренматта, лично беседовал с Сартром и пытался одолеть Кафку и Камю, - неужели же такой человек не сумеет замесить тесто для каких-то там блинов? Кто против? Никого. Белобрысый Казис берет кастрюлю и ложку из рук Тараса.

- Да будет так! - говорит он и добавляет что-то по-литовски. Очевидно, что-то выразительное, это звучит лишь на родном языке, и чего ни один переводчик не переведет.

- Женя, почему ты сначала спросил: кто «против», а не кто «за»? - слышу я голос Тараса.

- Я предпочел самое трудное: открыто высказаться «против» - тут нужна большая внутренняя убежденность. Ясно? Мне не приходилось замечать, чтобы Женя не смог объяснить свои действия или бы растерялся. Может быть, как раз это мне в нем и нравится. Таня только поджала свои пухлые губки, значит, ответ был вполне исчерпывающим.... Таня... Татьяна... Если бы это было в моих силах, я бы дал всем девушкам имя Татьяна. Мне кажется, что для русской женщины самое подходящее имя - Татьяна. Такое оно круглое, нежное, как пушок вербы, само скатывается с губ. Татьяна... Казис уже налил в кастрюлю воды и сыплет муку.

- Где молоко? Опять начинаются советы и пререкания. Каждый хочет поделиться своими познаниями, что-то сделать.

- Раз вы доверили тесто мне, значит, прошу вас успокоиться, - не выдерживает наконец Казис. - Сначала будем печь по моему рецепту. Яйца и молоко можно добавить потом.

- Гениально! - И Женя вытирает сковородку куском газеты. - Принцип преемственности. Последовательность! Влить в тесто молоко и разбить яйцо можно, а вот извлечь оттуда - никогда.

- Чайную ложку соли! - повелевает Казис. Он всегда выглядит самоуверенным, как человек, который сознает свои возможности и свое место в жизни.

- Воды!

- Жидко будет.

- Подсыплем еще муки.

- Да хватит! Кто такую прорву съест?

- Ты...

- Товарищи, побежали еще за мукой - жидко!

- А я что говорил?

- Ищите вторую миску! Это не диалог - все говорят сразу.

- Мальчики, что здесь происходит? - слышу я роковой голос и резко оборачиваюсь - в дверях стоит Гулсум. Я в жизни видел тысячи глаз, но таких, как у нее, - никогда. Это действительно сверкающие, влажные миндалины, чуть наискось размещенные под высоким лбом. В мире все можно передать словами, кроме одного - взгляда Гулсум. Теперь мне понятно, почему восточные поэты в своих стихах уделяют столько внимания языку глаз... Ах, Гулсум, Гулсум! Что ты со мной сделала? Как сочетать дождливое лето моей родины со знойным дыханием твоего Узбекистана? Не знаю. Право, не знаю. Разве что Гауя и моя синеглазая девушка помогут мне хоть как-то забыть тебя, Гулсум, хоть как-то... А совсем - никогда... Никогда не забуду я твои миндальные глаза, жемчужные зубы, звонкий смех... Гулсум останавливается против меня, но я онемел. Другие что-то говорят, смеются, только я ничего не слышу. Со мною это случается. Постепенно я прихожу в себя, во всяком случае, пытаюсь прийти в себя.

- Гулсум, а в Самарканде тоже пекут блины? - спрашиваю я. Разумеется, в вопросе нет и намека на остроумие, которым покоряют женские сердца, но лучше хоть что-то сказать, чем беспомощно молчать.

- Пекут, - отвечает она, и улыбка показывает ее белые зубы.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.