Нет ничего неприятнее, чем город без снега, с пронзительным ветром в десятиградусный мороз. В такой день даже в студенческом общежитии нет спасения от угрюмого одиночества. Будь в одной комнате сразу два-три парня, можно было бы потрепаться и своим дыханием поддержать тепло в радиаторах. Но в нашем общежитии каждому положена своя келья, как в монастыре, и только кухня общая. Мороз застал нас врасплох, холодный ветер так и свистел в окна. Женя принес мне вчера книгу о проблемах экономики. Закутавшись в одеяло, я читаю ее. Теперь все интересуются экономикой. Вдруг в коридоре раздается такой грохот, как будто бомба разорвалась. А что на самом деле там произошло, я не могу представить, поэтому выскакиваю из постели. Ну, конечно: Женя! Лупит поварешкой по ведру - да еще как! Наконец Женя громко провозглашает:
- Интеллектуалы! Коллективное культмероприятие! Будем печь блины! Сбор на кухне. Коридор начинает бурлить. Одни восторженно выражают согласие, другие возмущаются тем, что им помешали, третьи колеблются. Как обычно! Один человек - одна точка зрения, два человека - две точки зрения, три человека - три точки зрения, четыре человека - и так далее... Ясность выкристаллизовывается постепенно. Я возвращаюсь в комнату и оглядываю свои запасы. Пачка маргарина и полпачки сахара - больше ничего у меня нет для блинов. Я забираю это с собой. Кухня у нас довольно удобная. Шесть газовых плит, две водопроводные раковины, мусоропровод и посередине - длинный деревянный стол на массивных ножках, с толстой сосновой столешницей. Он уже не первый год выдерживает хозяйничающих студентов. Женя при виде меня тут же кричит:
- Хо-хо! Кого я вижу! На пороге кухни появился потомок латышских стрелков!... Я понимаю, что он имеет в виду. Когда на каникулы Женя приезжал погостить ко мне в Латвию, и мы, голосуя автостопом, целую неделю колесили от Абавы до Гайзиня, он все удивлялся утонувшим в зелени усадьбам, отличным стадам коров и тишине субботних вечеров...
- Теперь я понимаю, почему у тебя такой характер, - сказал он тогда. - Единоличники - и все же образец коллективной борьбы: красные латышские стрелки... Тихий семейный очаг, обособленность и тем не менее умение вести коллективное хозяйство... Диалектика, Ян Янович. Диалектика! В кухне рядом с Женей стоит Тарас. Сильный, плотный, улыбающийся. Настоящая Украина. Добродушная глыба. Я никогда не видел его сердитым. Тарас держит в руках солидную кастрюлю и ложку.
- Уже трое! - радостно вопит Женя. В нашем общежитии живут представители по меньшей мере тридцати национальностей, так что национальные языки здесь не в ходу. По-русски говорят все. Выговор, конечно, кое у кого хромает. Женя, тот иной раз переходит на английский даже в троллейбусе. Тетушки, глядя на него, почтительно или с улыбочкой шепчут:
- Иностранец... Но тут Женя ляпает что-нибудь сугубо русское. Это производит эффект. Вот нас в кухне уже трое. Но по коридору движется еще целая когорта. На кухне - сущий бедлам. Говорят все, и никто не слушает.
- Товарищи, товарищи! - пытается Женя навести хоть какой-то порядок. - Кто берется развести тесто?
- Яиц нет! - кричит один.
- Только, ради бога, без яиц! - протестует другой.
- А где молоко? Хоть бы кефир был! А? У кого кефир?
- Ни в коем случае!
- Что - ни в коем случае?
- Молоко!
- Разве это блины - без молока?
- Язык проглотишь...
- Обрадовал...
- Хотя бы кефир был... Тогда, вроде как на дрожжах, пухлые, - не сдается Тарас.
- Что, дрожжи?! - взвивается кто-то. - В Швеции и США запрещено печь хлеб на дрожжах...
- Здесь тебе не... Наконец Женя пронзительно свистит - прямо паровоз. Наступает тишина. Первым спешит воспользоваться ею Садык.
- Так мы ничего не добьемся, товарищи. Надо выбрать главного.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.