9. Вихрь передал данные о линии оборонительного вала по Одеру, являющиеся также совершенно секретными.
10. Вихрь передал данные о передвижениях партизанских соединений.
11. Переданы данные о семи диверсиях на железнодорожной ветке, обслуживающей оборонительный вал, совершенных боевой группой Степана Богданова.
12. Вихрь передал спецдонесение в центр. Генштаб его принял, сообщений оттуда не поступило. Бородин совершенно ясно отдавал себе отчет в том, что сразу же после того, как он доложит об аресте Ани и о том, что она установила контакт с фашистским контрразведчиком Бергом, да еще контрразведчиком такого класса, как полковник, - вся деятельность группы Вихря будет поставлена под серьезнейшее подозрение. «Конечно, именно этого не простят. Этого не поймут. Мой Кобцов мыслит прямолинейно: сидела у фашистов? Сидела. Другие патриоты честно смерть принимают, а ты пошла на сделку с фашистами? Пошла. Передала в центр дезу? Передала. Предательство? Предательство. Следовательно, вызвать сюда. Война, времени нет чикаться, нюан-сики анализировать. Победим - разберемся. А если она все это делала для нас? Ну, это еще доказывать надо». Бородин отчеркнул красным карандашом все остальные пункты, вынесенные им на бумагу. Последний пункт - донесение в Генштаб, - он подчеркнул еще и синим карандашом. «Видимо, спасти девчушку может ответ из Генерального штаба, - думал Бородин. - Если они оттуда позвонят по ВЧ и скажут, что группа Вихря помогла в операции, на которую Москва пошла в связи с тем немцем, что прилетал в Краков из Берлина, тогда картина изменится. Если сейчас идти к Кобцову, - поставлю под удар не только ее одну, но всех их там...» В кабинет заглянул капитан Высоковский и, присев к столу, начал тщательно причесываться, помогая себе рукой, - он приглаживал ладонью свои блестящие, чуть вьющиеся волосы.
- Это некрасиво, Леня, - сказал Бородин, - мужчина должен причесываться в туалете. Вы охорашиваетесь, словно барышня в фойе театра.
- Я как-то об этом не думал.
- Зря. Это не мешает - изредка подумать.
- Вы на меня тан сердитесь из-за этой радиограммы? - улыбнулся Высоковский. - Ей-богу, я ни в чем не виноват. Она крепкая девушка, я не понимаю, в чем дело...
- А может, никакого дела и нет вовсе? Больно мы до очевидных дел зоркие. Не верю я, знаете ли, очевидностям всякого рода.
- Вы уже передали ее донесение Кобцову?
- Спать хочется до смерти. Погода, верно, будет меняться.
- Осень... Будь она неладна.
- Не любите осень?
- Ненавижу.
- Отчего так?
- Купаться нельзя.
- Обожаю осень. Для меня, знаете ли, поздней осенью начинается весна. Именно поздней осенью., И, наоборот, осень, зима, Новый год с его грустью, у меня начинаются в марте, ранней весной, когда в лесу ручьи журчат, снег тает.
- Что-то не понимаю.
- Это, наверно, старость. В старости уже все известно, предвидения мучат, наперед знаешь: что, откуда, почем и ному.
- Москва еще не отвечала?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
6. «Союз борьбы...» (1895, сентябрь-декабрь)