- Когда окончилась война, мне было одиннадцать лет, а моей старшей сестре, Алисе, которая сейчас лежит в больнице, было 23 года. Всю войну мы прожили в Берлине. Наша мама и младший брат погибли во время бомбежек в сорок четвертом году. Отец был нацистом, занимал ответственный пост в рейхс - канцелярии Гитлера. Последний раз я его видела в начале марта сорок пятого года. Немного позже к нам зашел его сослуживец и сообщил, что отец погиб как герой. Он вручил нам ордена отца и большую сумму денег. Конец войны мы встретили вдвоем с сестрой. Ее муж - военный летчик - пропал без вести...

Рената обвела всех находящихся в комнате затуманенным взглядом, выпила глоток воды и продолжала рассказ:

- Сестра была для меня всем: и матерью и другом. Я ее любила и верила ей, хотя совершенно не знала, что у нее на душе. Она вообще очень скрытный человек. Я часто видела ее сидящей в глубокой задумчивости. Она могла сидеть так часами. До прошлого года она жила в Берлине. Работала продавщицей газет на аэродроме Шонефельд, а потом переехала сюда, во Франкфурт. Здесь тогда еще была жива мать ее мужа, у которой она и поселилась...

Почему она переехала?... После гибели матери и брата мы с ней жили в Берлине, в семье наших дальних родственников. Сестра с ними очень не ладила. Там вся семья трудовая, ненавидевшая нацистское прошлое Германии, а сестра, наоборот, вся в этом прошлом. Сидеть в газетном киоске жене офицера авиации, сына богатых и знатных родителей, было форменной мукой. Ее тоже надо понимать. Вообще я почти всегда была на стороне сестры... Окончив школу, я поступила на курсы библиотекарей, потом стала работать в библиотеке и продолжала жить в той же семье наших дальних родственников. Они пытались меня перевоспитать. Это их заслуга, что я сейчас сижу здесь и все честно рассказываю. Но если вы спросите обо мне у них, они скажут только плохое. Это потому, что все их советы я встречала в штыки, грубила и назло делала то, что хотела. Уходила из дому и не возвращалась до поздней ночи, а сама в это время ходила по улицам и думала о том, что они мне говорили. Они хотели, чтобы я поступила в вечерний институт, а я стала заниматься водным спортом.

Месяца четыре назад я случайно познакомилась с Кованьковым. Просто мы оказались рядом в кино. Это знакомство сыграло в моей жизни большую роль. Интересно, что Кованьков говорил мне то же самое, что говорили в семье, но без крика, без угроз, а просто, весело, по - дружески. В его слова я верила, и мне очень хотелось, чтобы он во мне не ошибся. Сестра, узнав про мое знакомство с советским офицером, пришла в бешенство. Правда, позже она сменила гнев на милость и стала очень интересоваться Кованьковым...

Теперь я перехожу к самому страшному событию в моей жизни. Однажды утром, когда я вышла из дому, меня остановил хорошо одетый мужчина лет пятидесяти. «Вы, - спрашивает, - Рената Целлер?... Вот вам письмо от сестры. Нам надо поговорить». Я сказала, что опаздываю на работу. «Не буду задерживать, - ответил он. - Прочтете письмо в библиотеке, а я вас буду ждать вечером. Придете - хорошо, не придете - ваше дело». Сказал, где будет меня ждать, и ушел.

Письмо сестры было очень кратким. Она сообщала, что человек, который передаст записку, - большой друг нашей семьи, он должен сказать мне какую - то очень важную правду. «Только правду» - эти два слова были подчеркнуты.

Все это меня заинтриговало. После работы я встретилась с этим человеком. Первое же, что он сказал, поразило до глубины души: он сообщил, что отец наш жив и находится неподалеку, в Западной Германии. Тут же он передал мне подарок от отца - конверт с деньгами. Затем он сказал, что отец живет одной мечтой: повидать своих девочек, - и хотя ему трудно и опасно приехать в восточную зону, все - таки однажды это произойдет. Потом он попросил меня написать отцу несколько строчек, дал бумагу и ручку. Я долго думала, не знала, что писать, а потом написала, что счастлива от полученного известия, что очень хочу его видеть. Человек сказал: «Поблагодарите отца за подарок. Ваша благодарность будет и доказательством, что деньги вам переданы». Я написала: «Спасибо, папочка, за деньги, они мне, конечно, пригодятся».

С этой минуты вся моя жизнь точно перевернулась. Я все время думала об отце, мечтала, что мы будем жить вместе: я, сестра и он. Эта мечта не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Потом ко мне пришел еще один человек от отца. Он принес его фотокарточку и снова деньги. Теперь я написала отцу уже длинное письмо. Вскоре уже третий человек вручил мне ответ отца. Он писал, что мы в самом скором времени увидимся...

И вот однажды меня возле библиотеки встречает тот мужчина, который приходил от отца первым, и рассказывает следующее: отец окончательно решил порвать с Западом и поселиться в восточной зоне, но он боится, что здесь его упрячут в тюрьму, поэтому собирается предварительно доказать здешним властям свою лояльность и свои новые убеждения... Он думает сделать это с помощью советского офицера, с которым я дружу. Да, да, отец об этой дружбе знал. Откуда?... Этого я не знаю.

В письме отца говорилось, что он может довериться пока только этому офицеру, надеясь, что во имя дружбы со мной офицер окажет ему помощь или прямо скажет, что помощь невозможна. И уж во всяком случае не предаст. Словом, отец молил сделать все, чтобы встретиться с моим русским другом. Я во все это поверила...

Они меня торопили, но все время так получалось, что или я оказывалась занята, или не мог Кованьков. Нет, нет, то, что готовится такая встреча, Кованьков не знал. Не знал он этого и в тот вечер, когда я позвала его погулять по городу, хотя, когда я звонила ему, рядом со мной находился очередной посланец от отца.

Кованьков согласился погулять. Посланец сказал: «Приходите к Варшавскому мосту, там вы сядете в машину, которая отвезет вас на свидание с отцом...» Меня и удивило и обрадовало, что в машине, которая к нам подъехала, когда мы с Кованьковым стояли у моста, из двух пассажиров один оказался моим знакомым но тренировкам в бассейне. Это был Арнольд Шокман.

Мы поехали вдоль набережной. Когда удалились от моста метров на пятьсот, я вдруг увидела, что Кованьков падает. Тотчас незнакомый мужчина накрыл его попоной и приказал шоферу остановиться. «Вылезайте!» - крикнул он мне и Арнольду. Мы вылезли из машины. Незнакомец тоже вылез, отвел нас в сторонку и, обращаясь ко мне, сказал: «Русский офицер готовил арест твоего отца. Мы вовремя это разнюхали и рекомендуем тебе обо всем, что произошло, молчать. Лучше всего сегодня же уезжай во Франкфурт к сестре. Она, кстати, очень тяжело больна». Потом он что - то сказал Арнольду, вернулся в машину и помчался обратно к Варшавскому мосту. Вот и все, что я знаю...

- Да, конечно, я с Арнольдом говорила, вернее, он говорил со мной. Я вообще так была потрясена, что слова произнести не могла. Арнольд остановил такси и отвез меня домой. Пока мы ехали, он без конца твердил мне, что наше спасение только в одном - молчать.

- Да, я уехала во Франкфурт в ту же ночь на первом попавшемся поезде.

- На этот вопрос я ответить не могу. Но она лежит в больнице, и главный врач говорит, что ее дела очень плохи.

- Нет, кроме главного врача, я ни с кем не говорила. Он всегда бывает, когда я прихожу в больницу, сам проводит меня к сестре и потом провожает до выходных ворот.

- Нет, сестра выглядит вполне прилично...

18

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.